В мире фантастики и приключений. Выпуск 9. Белый камень Эрдени. 1982 г.

Когда после досадной проволочки с вахтером и Виталием я смонтировал схему фильтрации и включил воспроизведение, то был готов ко всему, и все же вздрогнул — ночная тишина с магнитофонной ленты вдруг перешла в необычайной глубины звучание: запело нечто, что невозможно было ни с чем сравнить. Я невольно закрыл глаза и тотчас почувствовал, будто лечу — лечу, плавно покачиваясь, соскальзывая вроде бы с каких-то горок, но не проваливаясь, а как бы поднимаясь всякий раз все выше и выше. И было в этом скольжении что-то роковое — возникало и крепло ощущение, будто вот-вот, еще за одним взлетом, случится что-то грандиозное и неотвратимое. Звуки как бы несли меня, причем та сторона, откуда я летел, вызывала во мне настроение бодрости и восторга, а та, куда я летел, нагнетала чувство тревоги и опасности.

Перестроив анализатор, я снова включил воспроизведение. При первых же звуках у меня защемило сердце.

До сих пор не могу разобраться в своих ощущениях: чувство жалости смешивалось с необычайным волнением, которое все нарастало и усиливалось. Теперь я уже никуда не летел, а как бы сжимался в крошечный комок. Музыка давила на меня, пронзала миллионами иголок, сжимала в точку, которую я остро ощущал ноющим и замирающим сердцем. Передо мной, за мной, внутри меня мелькали какие-то удлиненные тени, как стрелы, летящие со всех сторон, причем видел я их не глазами, а всем телом, каждой клеточкой кожи. И вот когда уже стало казаться, что сейчас я исчезну, превращусь в ничто, магнитофон выключился, и я отчетливо почувствовал, как возвращаюсь в прежние свои размеры.

То, что я испытал в третий раз, не назовешь ни чем иным, как стремительным засасыванием во вращающуюся воронку. На моих глазах в доли секунды рушился мир: хаотически перемешанные, причудливо раскрашенные, проносились через меня какие-то острые изогнутые обломки, какие-то пляшущие и бесследно исчезающие фигурки, полосы, зигзаги, спирали, крутящиеся, извивающиеся, дергающиеся. В страхе, какой бывает только, в кошмарных снах, почти теряя сознание, я явственно ощущал, как чудовищный вихрь скручивает, растягивает меня в тонкую бесконечную нить и я превращаюсь в линию, извивающуюся и вот-вот готовую прерваться, раствориться в этом волчке, исчезнуть. Теперь-то я знаю, почему так сильно потряс меня и Виталия второй и особенно третий слой этой записи: слишком на большую глубину проникли мы для первого раза.

Потом, при помощи доброй Зои, я более спокойно и осмотрительно исследовал «пещеру», как я назвал эту запись. Я спускался туда уже не как отчаянный авантюрист, а как дотошный исследователь, осматривающий и выстукивающий каждый миллиметр своего пути. И с каждым разом я все более убеждался в том, что это искусственная музыка, созданная какими-то могучими существами, обладавшими такими источниками, о каких мы еще и нe мечтали, умевшими композировать звуки так, что оня вызывали удивительные ощущения, при которых сама реальность тускнела и исчезала. И второе: я отчетливо понял, что запись либо не закончена, либо оборвана впоследствии, либо конец ее заэкранирован каким-то мешающим устройством типа глушителя, которое могло быть на самом источнике.

Чем больше я вслушивался в музыку и размышлял о ней, тем сильнее и сильнее тянуло меня в те места, где она была записана. Я уже был почти уверен в том, что источник должен представлять собой большую, достаточно гибкую мембрану, способную колебаться в очень широком частотном диапазоне. Я долго ломал голову, соображая, что бы могло быть такой мембраной, пока не вспомнил, что в ту ночь, когда музыка попала на магнитофонную пленку, мои друзья располагались на берегу горного озера. Да, там было озеро, небольшое и круглое, — на карте оно выглядело как горошина средней величины. Я решил всесторонне изучить этот район и за две недели перечитал методом беглого чтения все, что касалось геологии, археологии, антропологии, истории этого края, познакомился с работами Черского, Хангалова, Мельхеева, Солоненко, Окладникова. В Институте земной коры мне дали последние данные по сейсмичности и результат машинного расчета вероятности крупного землетрясения в точке расположения озера. Вероятность эта оказалась весьма высокой, и научные сотрудники института, в порядке юмора, проинструктировали меня, как себя вести в горах в случае землетрясения в семь-восемь баллов.

Легенда, которую рассказал Василий Харитонович, внезапно добавила еще одно существенное звено в цепь моей гипотезы. Теперь стало ясно, что источник надо искать на дне озера в те дни, когда происходят землетрясения. Тогда вода приводится в колебание, частота собственных колебаний массы воды в какой-то момент совпадает с частотой колебаний источника, и поверхность воды начинает играть роль огромной мембраны этого своеобразного динамика.