В мире фантастики и приключений. Выпуск 9. Белый камень Эрдени. 1982 г.

Он уже крутил в руках следующую штуковину и думал о том, куда ее приспособить. И опять он не услышал зова. Так бывало с ним и дома: зачитается — и ничего не слышит. Но одно дело дома, другое — здесь. Так все похоже на сцену из «Снежной королевы»! Я — Герда — вхожу в ледяной замок, мой сын — Кей — играет льдинками и совершенно недоступен мне.

Какой холод охватил меня! Как все во мне возмутилось! Я не дам отобрать у меня сына! «Эй, вы там! Да, мой мальчик интересен вам больше, чем мы с Женей. Его легче приобщить, приручить. Но, между прочим, у него есть мать!» Я не помнила себя от страха. Подбежала к сыну, смахнула с пола все, что с таким трудом он собрал, и заорала на него, забыв на время, что спокойное достоинство — одна из характернейших земных черт:

— Ты что, не слышишь?! Оглох?!

Юрка стоял передо мной обиженный, со слезами на глазах. Гордый в своей обиде.

— Ты! Ты! Я старался, а ты!..

И такое отчуждение почувствовала я в нем, так он давал понять несправедливость моего поступка, что мне стало до боли стыдно.

— Прости, сын! Прости! — Я плакала.

— Да ладно, ма! — Oн не видел меня раньше плачущей и испугался не меньше, чем я. — Я это теперь по пямяти соберу. Не плачь, ма!

Я заставила себя улыбнуться.

— Ма! Я же ничего плохого, я просто не слышал…

— Да, да, конечно! А что это ты делал?

— Трудно сказать… Так, пришло в голову…

Я повела его из комнаты. «Он мой! И никогда — слышите вы! — никогда не будет вашим!» С этого дня не было секунды, чтобы во мне умолкло чувство ревнивого материнства. И, сознаюсь, это одно из самых тяжелых чувств, которые выпадает переживать матери.

Происшедшее я обдумывала одна. Тебя посвящать не стала. Боялась, ты станешь смеяться над моим тяготением к сказкам, а потом представила, как ты говоришь: «Эмоции. Одни эмоции. Не приставай к ребенку, пусть играет, как ему нравится». Я скрыла от тебя этот случай еще и потому, что сама выглядела в нем не очень.

Хорошо еще, что мне приходилось много учиться и работать, что на переживания оставалось не так много времени, иначе я бы, наверное, сошла с ума и вправду. А училась я старательнее любой отличницы в школе. Я уже мастерски делала анализы крови — кстати, анализы у нас всех были прекрасные — все было в норме. Ты усложнял и усложнял программу, обучил меня приборному исследованию организма. И говорил, что в конкретных исполнительских делах я незаменима, что за неделю я освоила больше, чем иная лаборантка за год. Я читала, вела дневник, занималась хозяйством. Kaк-то при уборке я обнаружила, что мне чего-то не хватает. Потом сообразила: пыли. Почему-то меня и это огорчило.

— О-о-о! Стоит расстраиваться! — усмехнулся ты, когда я поделилась с тобой открытием. — А что с тобой будет, если я скажу, что вся еда, которую мы поглощаем с таким удовольствием, — искусственная.

— Не может быть!

— Вот тебе и «не может». Представляешь: все вкусно, все натурально — и все искусственно. Для «этих» пара пустяков сварганить оленью вырезку и кочан капусты, кукурузные палочки и куриные яйца — только пожелай. Вот тебе и решение проблемы с питанием человечества.

— А ты понял, как «они» это делают?

— Если бы! Мне не хватает какой-то главной исходной: мысли ли, знания ли, представления ли о мире, измерения — ну, я не знаю чего!

— И хочется узнать?

— Спрашиваешь! Но то, что ты сказала, тоже интересно. На первый взгляд, это означает то, что Юра сформулировал: игрушки в большой коробке. А я бы представил себе пробирки с живыми клетками в герметизированной камере: все для поддержания жизни и пока ничего, что вредно воздействует на эту жизнь.

— Пока?

Я не заметила, как беседа прикоснулась к беспокойному, раздражающему. Но так или иначе это случилось.

И снова я ощутила твою нервозность. Да, мы были один на один с кем-то, кто не хотел открывать себя, но высокую степень развития скрыть трудно, вот она и сказывалась в мелочах: питание, микроклимат. И мелочи эти вырастали для нас в панацею от многих человеческих бед. Загрязнение атмосферы, голод, угрожающий еще многим людям.

А ведь этого можно было бы избежать, знай мы «их» секреты, «их» систему. Но так уж получилось, что понять что-нибудь мог сейчас только ты. На меня надежда плоха, а Юра слишком мал. Впервые за всю мою сознательную жизнь я сожалела о том, что такая обыкновенная. Там, на Земле, у меня было свое место в общественной, в личной жизни. У тебя были соратники, друзья-ученые — была среда, помогающая тебе, подталкивающая тебя. А я — там с меня было достаточно просто любить.