В мире коммунистов и животных

— На штурм Лубянки пойдут? — озабоченно спросил пес.

— На штурм? — переспросил мужчина.

— Нет, — подумав, сказал он. — Повалят Феликса, скорее всего. Так в соцстранах было. Да там в толпе немало тех, кому сейчас страшнее, чем конторским. Что про них выплывет.

Пес посмотрел на невозмутимого Дзержинского, смотревшего презрительно куда-то вдаль. На постаменте уже были разные оскорбительные надписи: «Кат!», «Феликсу конец!», «Хунте хана!»

Пес хотел что-то сказать, но передумал.

— Надо идти, — сказал он.

Мужчина кивнул.

Они обошли здание, подошли к малозаметной дверце, мужчина позвонил. Не сразу, но дверь открылась. Там стоял какой-то прапорщик с бледным лицом.

Мужчина опередил его вопрос, показав ему какое-то удостоверение. Прапорщик отдал честь.

— Собака со мной, — снова опередил его вопрос мужчина.

В здании творилась суета. Кто-то куда-то торопливо нес стопки папок, из некоторых полуоткрытых дверей явно пахло дымом.

Мужчина и собака невозмутимо шли по коридорам, на них никто не обращал внимания. Кроме одного офицера, который прошел мимо них, а потом вдруг словно споткнулся и стремительно обернулся.

— Виктор Николаевич, вы…

Мужчина тоже обернулся, посмотрел на него, узнал — прикоснулся легко пальцами к шляпе.

— Но как вы… вам же нельзя… здесь… — растерянно сказал офицер.

— Уже все равно, — ответил мужчина. — Извините, я должен идти.

И пошел дальше. Офицер совершенно ошарашено смотрел ему вслед.

Мужчина и пес вошли в один кабинет. За столом сидел человек в штатском. Он тоже явно удивился.

— Товарищ генерал… — вскочил он, но мужчина махнул рукой: «Оставьте!»

— Начальник ХОЗУ не сбежал? — спросил он.

— Не должен, — ответил хозяин кабинета.

— Позвоните ему прямо сейчас, я должен с ним поговорить. Скажите, чтобы приготовил ключи от подвала.

Он и собака вышли из кабинета и снова пошли по коридору.

* * *

— Пресловутые подвалы Лубянки? — не без любопытства спросил пес, пока они шли по коридору.

— Они самые, — рассеянно сказал его спутник. Он искал нужную дверь, таблички с номерами на дверях были старыми, цифры неразборчивы.

— Ага! — сказал мужчина, остановившись.

Еще некоторое время ушло на то, чтобы найти подходящий ключ из огромной связки, которую передал ему начальник хозяйственного управления.

Комнатка была маленькой. Какие-то старые сейфы, папки, подшивки газет, изрядно вылинявшие знамена. Тусклая лампочка, висевшая на проводе, все-таки загорелась.

Большая доска. На ней фотографии людей в форме и большой заголовок: «Победители социалистического соревнования Народного Комиссариата Внутренних Дел 1937 года».

— Как интересно, — сказал мужчина. — Почему-то даже не хочется спрашивать, в чем товарищи соревновались.

— ОСОАВИАХИМ, Ворошиловский стрелок, подписка на журнал «Безбожник», — несколько раздраженно сказал пес. — Ничего жуткого, вот не наводите страх.

Мужчина усмехнулся, но ничего не сказал. Отодвинул доску в сторону.

За ней на облупившемся зеленом сейфе стоял бюст Сталина.

— Бинго! — сказал мужчина.

— Посмотрите у основания, — сказал пес.

Мужчина наклонил бюст, пощупал рукой.

— Нет, придется расколотить. Сегодня плохой день для памятников и бюстов.

Он с трудом поднял бюст и ударил им об сейф. Гипсовый бюст разлетелся на мелкие части. И среди этих частей обнаружилась перевязанная веревкой стопка бумаг.

— Не обманул Лазарь Моисеевич, — с удовлетворением сказал пес. — И в маразм не впал. Действительно, железный нарком.

* * *

Пока мужчина разглядывал осторожно бумаги, пес лег на пол и, скорее для себя, чем для своего спутника, снова пересказывал свою историю.

— Он уже совсем был больной, только иногда ему помогали на улицу выйти, посидеть на лавочке перед домом, воздухом подышать. Там с ним и познакомились. Даже подружились. Он мне еду носил даже, когда узнал, что я свой. А как я могу не быть своим, когда я пролетарский пес. Ну, и в одну из последних встреч мне он про тайник и рассказал. Не хотел, чтобы пропало. В конце ведь только он и Вячеслав Михайлович знали.

Мужчина оторвался от пожелтевших бумаг, которые он читал, встав прямо под тусклой лампочкой.

— Бриллиантов не несколько миллионов долларов. Довоенных долларов. Это как минимум на десять нужно умножить. А то и больше.

Пес кивнул.

— Это еще при Свердлове придумали. На случай падения Советской власти. Как Лазарь Моисеевич сказал, не тронули даже во время индустриализации, когда валюту буквально из горла нэпманов вынимать приходилось. Знали про только единицы.

Мужчина вынул из старого конверта листки, стал читать. Внезапно присвистнул. Пес навострил уши.

— Письмо какое интересное. Сталина Троцкому… Вот это да… Прочитать?

— Нет, — сказал пес, помотав головой. — Не надо. Я простой пролетарский пес, мне не положено знать лишнее.

Он подумал и добавил:

— Я бы вообще сжег. Попадет в руки какой-нибудь сволочи, опять против Советской власти используют. Что бы в нем не было.

Мужчина достал из кармана зажигалку. Щелкнул, посмотрел на огонек.

— С другой стороны, — сказал он задумчиво, — Если они тогда не уничтожили, значит, все-таки считали нужным сохранить, а?

Он посмотрел вопросительно на пса, ожидая его решения.