В миру

– «Муси-муси-куси-пуси, миленький мой, я горю, я вся во вкусе рядом с тобой…» – летело на манер шансоновских заунывных песен над окрестными невысокими взгорьями и ветшавшими улочками. И всем было невдомек, что один из подгулявшей компании, не местный алкаш и бездельник, а Марат Галеев – опасный преступник и беглец. Для пущей убедительности на голове у меня восседала Викторова «пенсионерка», а рубашка-поло была снята, скручена жгутом и переброшена через плечо.

Мы шествовали прямо по проезжей части, продвигаясь на заплетающихся ногах диагонально, от левой обочины к правой и наоборот, а над улицей неслось: «Я как бабочка порхаю и все без проблем, я просто тебя съем». Случайные машины привычно объезжали нас и мне во хмелю подумалось, что наше шествие по забытому богом сонному Штырину, в отличие от надуманных парадов и есть истинное проявление свободы, которое, к тому же, никому не придет в голову давить и запрещать.

Потом мы опять пили портвейн на берегу реки Иланьги. Окаменелости вновь каменели и восставали. Мы купались, или, как это называл Виктор, «освежались», и вечер уже вовсю захватывал пространства, волоча в арьергарде обозы с прохладой. Пора уже было задуматься и о ночлеге.

– Виктор! – Ткнул я в бок норовящего заснуть приятеля. – Ты мне братан?

–Братан!

–Космический?

–Ксмисский, – утвердительно мотнул головой Виктор.

–Мне бы переночевать где-то.

– Без проблем, братан?! – Опять мотнул головой Виктор. – Ночуй у меня. Баба моя знаешь, как рада будет.

Перспектива встречи с Викторовой бабой меня не прельщала.

– Мне бы, братан, отдельный угол снять. Отблагодарю!

Виктор тотчас начал соображать. Он был из тех людей, что в любом состоянии начинают немедля решать задачу, если ее правильно сформулировать. Окаменелости к тому времени откололись, размоловшись от жары и вина в щебенку, и уныло валялись в прибрежных кустах, как необходимая, вечерняя деталь пейзажа.Я заставил Виктора искупаться и прийти в чувство, и сам выкупался в теплой как кисель, чистой речке.

– Пошли. – Виктор устремился, как Суворов в Альпы, на береговую кручу, – есть тут один кандидат, Юрыч. Он это. – Викто

р щелкнул себя по кадыку, – заложить любит. Но мужик хороший, тихий. У него квартира двухкомнатная, от мамки осталась, матушка-то преставилась, а он живет. Его и дома-то никогда не бывает, все время на рыбалке.

Виктор сбивчиво излагал. Видно было, что помочь мне для него важно не из пьяной услужливости, а потому, что это и развлечение, и польза.

– Он, это, Юрыч-то, он кузнец, и его по вредности рано на пенсию… Ну а ему фигли делать на пенсии-то, в пиисят лет…– Виктор одолел кручу, и тотчас устремился к жилым домам, продолжая тарахтеть на ходу. – Он это, с детства чудной, природу любит, дак потому и на рыбалке постоянно… Возмем портвейна, возьмем водки, Юрыч водку любит дак, сырков плавленых, кильки, и все будет чики-пуки, вот увидишь…

Я еле поспевал следом.

– Вот, Юрыч, знакомся, это Витек, мой братан космический и хороший парень, – представил меня Виктор.

Юрыч сидел за во дворе, за столом для домино. Это был изрядно поддатый, крепкий и мрачный дядька в обвислых трениках, шерстяной олимпийке с надписью «Москва 80» и кожаных тапочках.

– Юрий, – он протянул мне широкую ладонь. На двух ее пальцах отсутствовало по фаланге.

– Витя, – пожал я руку и хотел было заговорить о съеме жилья, но Виктор остановил меня, споро разлил водку и ободрал фольгу с плавленого сырка:

– Сперва за знакомство.

Мы выпили, и молча закусили. Потом закурили. Виктор, не спрашиваясь из моей пачки, а Юрыч с достоинством вынул дешевые папиросы. Я молчал, Юрыч тоже, а Виктор вертел в руках банку с бычками в томате.

– Вот неуспех так неуспех, – он погрыз край банки зубами. – Юрыч, не в падлу, сходи домой за открывашкой.

– Открывалкой, – зачем-то поправил я. Мне показалось, что если я покажу свою культурность, мои шансы на съем угла возрастут.

– Своей открывалкой я кидаю палку, – тотчас сострил Виктор.

Я не нашелся, что ответить.

– Зачем ходить, – пожал плечами Юрыч, будто меня вовсе не было рядом. Он и руку мне жал нехотя, а сейчас, казалось, и глядел сквозь меня. – Ты пошоркай крышкой об асфальт, там жесть тоненькая, потом надави, да поддень ногтем.

Через мгновение в сумерках раздался противный скрежет. Я с изумлением пялился в темноту. А Юрыч глядел сквозь меня, и курил, однако дым выпускал в сторону. Вскоре, облизывая с пальцев томатный сок, появился Викто

р.

– Ловкость рук! – Довольно заявил он. – Учитесь, сынки!

Юрыч усмехнулся и покосился на бутылку, словно стеснялся налить сам. Я стал разливать.

– Ну, между первой и второй наливай еще одну, –сыпал прибаутками Виктор. Он схватил стакан, запустил пальцы в бычки в томате, и, не чокаясь, выпил.

Юрыч, отбросив щелчком папиросу, тоже последовал его примеру, а выпив, по-гусарски тряхнул стаканом, показывая, что в нем нет ни капли. Он стремительно косел, и в этот момент заработала Викторова дипломатия:

– Юрыч, – начал он. – Витька видишь?

– Вижу, – кивнул обмякающий Юрыч.

– А пусти Витька к себе пожить?

Юрыч посмотрел на меня, будто увидел впервые: