– Нет, не понял.
– Мы переспали! С парнем Майи. Господи, мне так стыдно, – она опять закрыла лицо руками. – Я отвратительный человек и такая же подруга. Как я могла так сделать? – Сивцова взглянула на Макса, будто у него были все ответы. – Я хотела встретиться, потому что хотела все рассказать и попросить прощения. Она не знала, а я не хотела, чтобы ей сказал кто-то чужой.
– Но вы так и не сказали?
– Я не успела, – промямлила Кира.
– А Доминика знала?
– Не думаю. Откуда бы ей знать? Если только… – она с опаской взглянула на Макса, а следователь приподнял брови и чуть наклонил вниз голову, ожидая продолжения, – если только он не рассказал ей.
– Скажите его имя.
– Я не могу.
– Верьте в себя, Кира. Вы можете, – он едва улыбнулся, – говорите.
Тишина в ответ давала ему понять, что Кира не собирается с ним сотрудничать. Либо она боится этого парня, либо уж очень он ей нравился и назвать его имя для нее было равносильно самому страшному на свете предательству, которая даже с ее выходкой на вечеринке не сравнится.
– Я имею полное право не говорить ему, откуда узнал об этой истории. Вы сказали, что были в компании? Наверняка их ссору видели и другие. Но если вы не скажете, мне придется…
– Никита Ларин, – выпалила она на одном дыхании.
Максим немного удивился, затем кивнул и записал имя в блокнот.
– И последний вопрос: что вы делали шестого ноября примерно с девяти до одиннадцати вечера?
– Я ушла с вечеринки домой и была там.
– Кто это может подтвердить?
– Никто, – она пожала плечами, – я была одна.
– Ясно, – выдохнул следователь. – Ладно, теперь вы можете идти. Если у меня будут уточняющие вопросы, я вам позвоню.
Кира кивнула и довольно быстро направилась к двери, но уже возле выхода обернулась:
– Она позвонила мне около девяти вечера. Доминика сделала что-то ужасное, потому что Майя сама на себя не была похожа. Я думаю, она могла это сделать.
– Сделать что? – уточнил Белинский.
– Столкнуть сестру с крыши, – голос Киры сорвался на последнем слове. Она прокашлялась, попрощалась и покинула следственный отдел.
Макс откинулся на спинку стула и глубоко вдохнул и выдохнул. А день все-таки принес новую уверенность в том, что главной подозреваемой все еще остается Грин.
2
Майя
Кажется, дома мне объявили бойкот. Конечно, он не был явным, нет. Мама вежливо осталась в комнате, ссылаясь на головную боль, а папа ушел на работу, хоть сегодня и суббота.
Делая вид, что все хорошо, по-настоящему хорошего у нас не было ничего.
День только начинался, но я уже мечтала, чтобы он закончился. Я была на кухне, сидела на холодном стуле, поджав под себя ноги. Передо мной в ожидании стояла кружка с чаем, и полупрозрачный пар уже почти перестал из нее подниматься. Совсем скоро напиток окончательно остынет, и тогда я вылью его в раковину. По счету за сегодня это будет уже третья кружка.
С самого утра у меня тоже болела голова и в отличие от мамы я все же выпила лекарство. Результата, правда, до сих пор не было, но это меня не сильно волновало. За все дни я начинала привыкать жить с постоянным давлением в лобной доле.
На втором этаже хлопнула дверь, но шагов по лестнице я не услышала. Видимо, мама проверяла, в комнате ли я. Наверное, она не хотела меня видеть.
Я коротко вздохнула от подкатившегося комка слез и опустила голову на стол. Подумать только, еще несколько дней назад моя жизнь шла своим унылым чередом, и меня это ужасно раздражало, а теперь я сидела одна на кухне в доме, который казался мне чужим, и гадала, что произошло в тот злосчастный вечер и перевернуло все с ног на голову.
По щекам побежали слезы. Я еще никогда не чувствовала себя настолько гадко.