В моей смерти прошу винить…

Тамара взяла ее под руку и подвела к гинекологическому креслу. Аня залезла, но вещи так и продолжала прижимать к промежности.

– Милая, я же говорю, у нас нет времени. Ты думаешь, я не видела, что у тебя там? – Женщина улыбнулась.

«Ну почему она не гинеколог?» – подумала Анна, бросила на пол одежду и зажмурила глаза.

Аня думала о Паше. Какая же он все-таки сволочь! А как все начиналось! Цветы, ухаживания, ежедневные провожания до общежития… Да и после ночи, проведенной вместе, казалось, ничего не изменилось. Цветы, ухаживания… До тех пор, пока Аня не поделилась с любимым своими подозрениями. Причин задержки могло быть несколько, но одна из них была беременность, что и подтвердил тест.

Нет, Аня не ждала от Паши предложения выйти за него замуж. Она и сама не была готова так резко входить во взрослую жизнь. Анна понимала, что надо доучиться и ей и Паше. Но она почему-то по простоте душевной думала, что Пашка (он все-таки тоже причастен!) не бросит ее в беде и обязательно что-нибудь придумает. Вот он и придумал – он просто исчез, оставив молодую мамашу один на один со своими проблемами.

И на почве всего этого Аня подумывала о таких вещах, какие, будь она в спокойном расположении духа, никогда не пришли бы ей в голову. Первое, что она задумала, это побрить голову наголо, под «ноль». Но, взяв в руки ножницы, разрыдалась – до стрижки дело так и не дошло. Были и мысли оставить ребенка. Да-да, оставить. Аня думала, что обязательно родится мальчик и он будет очень похож на папу. Она даже имя ему придумала – Ванечка. Иван Павлович… Но потом ее снова накрывала истерика, Аня хватала фотографию Павла и рвала в десятый, а может, в тысячный раз. Склеивала снимок, а потом при случае снова рвала.

К семимесячному сроку Аня успокоилась, фотография когда-то любимого человека, похожая на творение доктора Франкенштейна, куда-то задевалась, и девушка твердо решила родить и оставить дитя на попечение государства. Если бы не приезд брата, все непременно так бы и вышло. И никто бы ничего не узнал. Из общежития она съехала, сняла небольшую квартирку на окраине. У Ани была подруга, но она уехала на Новый год домой, в Тамбов, да так и не вернулась. Аня созванивалась с ней пару раз (в минуты, когда ножницы так и просились в руки). Поговорив ни о чем с подругой из Тамбова, она поняла, что никому не нужна.

Весь срок Аня успешно скрывала беременность от сокурсников, преподавателей и даже от врачей. Благо ее беременность попала на холодное время года. Она ходила в мешковатом свитере и широкой юбке, да и живот был небольшим.

– Ну, вот и все, девочка.

Аня встала с кресла, подняла одежду и начала одеваться.

– Не спеши, – улыбнулась Тамара. – Ты же сюда не бриться пришла. Давай назад.

Девушка послушно сняла трусики и снова залезла на кресло. Тамара села за второй стол и начала что-то писать. Через минут пять в кабинет, словно ураган, ворвалась Быкова, наполнив помещение негативом.

– Так, Тамара, будем стимулировать роды. – Вера Павловна не сводила глаз с Ани.

– На ультразвук…

– Мы будем стимулировать роды, – медленно проговорила Быкова.

Ане очень хотелось помыться. Она лежала голая на кушетке в кабинете Быковой.

«Тужься! Тужься, тварь!» – слова Веры Павловны звенели в голове.

«Мне больно! Мамочка, как больно!»

«Трахаться тебе не больно было, шлюха?! Тужься!»

Аня услышала, что в кабинет кто-то вошел. Встала. Осмотрела себя и только потом взглянула на вошедшего. К ней подошла Тамара и подала маленький сверток.

– Что это? – спросила Аня, но сверток приняла.

– Сынок, – прошептала женщина. – Живой.

«Ванечка», – подумала Аня и, будто испугавшись, сунула сверток назад акушерке.

– Я не поняла. – В кабинет вошла Быкова. – А что мы тут сидим? – Ласковый тон хозяйки кабинета пугал еще больше. – Это тебе не постоялый двор, милочка. Одевайся и убирайся отсюда. Тамара, проводи ее.

– Может, пусть до утра? У нас и свободная палата есть, – попыталась заступиться за девушку Тамара.

– У нас здесь не постоялый двор, – повторила Быкова, села за свой стол и начала что-то писать.

Аня оделась, едва не упав, встала и пошла к двери. Шаги давались с трудом. Больно… или нет? Она не могла понять.

«Трахаться тебе не больно было, шлюха?!»

Аня обернулась и посмотрела на Быкову. Для Веры Павловны кабинет уже был пуст. Тамара проводила Аню до запасного выхода, отдала сверток и поспешно закрыла дверь. Девушка посмотрела на пеленку, в которую завернули ребенка. Плохо выстиранная, выцветшая тряпка.

«А что ты хотела? Чтоб они тебе голубенький конверт купили для Ванечки?»

Ей вдруг захотелось посмотреть на ребенка, откинуть уголок пеленки и поцеловать в сморщенное крохотное личико. Но Аня быстро одернула себя. Она боялась, что в ней проснутся материнские чувства и она не сможет оставить Ванечку. Но они не проснулись.

Аня оставила младенца у подъезда девятиэтажного дома. Прошла несколько кварталов. Без мыслей, без эмоций. Свернула к парку, и тут внезапно ее посетила одна мысль, породившая череду тревог.

«А что, если меня поймают: найдут ребенка и вычислят?! Меня же посадят!»