В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905)

Рожественский посещал места всех крупных неполадок во флоту, и у экипажа «Суворова» сложилось впечатление, что у него было нечто вроде микроинфаркта, что не могло не сказаться на его самочувствии. Он уединялся в своей каюте и подолгу не показывался на людях. Отмечали, что он «тянет» левую ногу. Непрерывно билась жила на правом виске, адмирал худел и мрачнел. Он никому не показывал телеграммы из Петербурга, но окружающие знали, что ему приказали идти вперед. Несмотря ни на что. Овладеть контролем над морскими просторами. Потом обосноваться, базируясь на Владивосток. Там ждут припасы, которые заменят нынешнюю скудную пищу. Все это можно было совершить только с очень основательной Божьей помощью. Из Петербурга предлагали прислать любой из оставшихся кораблей. Его просили дать собственную оценку стратегической ситуации на море. Рождественский горько ответил, что не видит перспективы овладеть контролем над морскими просторами. Старые корабли, оставшиеся на Балтике, не укрепят его флот, а только ослабят его.

На данном этапе Рожественского больше волновала ситуация с продовольствием. На землях, мимо которых проходил флот, немало было рычащего зверья, и с мясом у моряков было более или менее нормально. Но не было зелени, минимального разнообразия. При этом испортилось значительное число бочек–консервов, которые пришлось выбросить за борт. Недовольство матросов начало перерастать в мятеж. Политовский описывает свой визит на торпедный катер «Громкий» в обеденное время. «Команде принесли щи, и аппетит у меня угас. Было подано только четыре сосиски — лишь для офицеров… Жизнь на борту торпедного катера и без того тяжелая, но такая ситуация с питанием ведет всех к грани голода». Даже посуда на всех судах оказалась разбитой и обычной была картина, когда квас, чай или водку матросы и офицеры пили из банок из–под варенья или консервных банок.

Во время долгого стояния на Мадагаскаре окончательно износилась одежда, прохудилась обувь, мундиры даже у офицеров начали смотреться весьма жалко. Политовский пишет, что не может привыкнуть к виду босых матросов. Не сумев снабдить моряков, руководство имело меньше возможностей совладать с пьяными оргиями на кораблях, с разгулом, нередко принимавшим дикие формы. Дебоши часто заканчивались «выяснением отношений», в результате чего жертвы летели за борт. Враг алкоголя, Политовский пишет об обеде, устроенном в его честь на «Бородино». Стол был накрыт буквой «П», повсюду цветы. Оркестр заиграл, и вино полилось рекой. «Вначале я не пил ничего. Но, плотно поев и слушая мои любимые русские мелодии, я начал пить шампанское… С каждой рюмкой я все более отчетливо вспоминал твою боязнь того, что я начну пить». Политовского спасла неожиданно пришедшая почта — целая пачка писем, перетянутая бечевой. Много писем пришло сразу за несколько месяцев. Он читал и перечитывал письма из дома, письма своей жены. Слезы напрашивались, когда адресата уже не было — смыла волна, покинул разум.

Безделье рождало причуды. Капитан «Авроры» Егорьев купил питона и крокодила. Его моряки боялись спать. По «Суворову» бегали обезьяны. Одна из них выбросила за борт икону — получила кличку «Иконоборца» и была сослана на маленький корабль. Можно было увидеть на палубах лемуров, огромных черепах.

Адмирал Рожественский несколько дней был серьезно болен — врач определил приступ ревматизма. Только прикладываемый к костным соединениям лед давал облегчение. Адмирал стонал, он не спал несколько ночей. В письмах он просил семью оставить развлечения на послевоенное время, и жена вначале согласилась с ним, а затем он узнал, что она направляется в Ниццу. Его навещала Наталья Сиверс вместе с его племянницей Павловской. День рождения Сиверс отмечали на «Князе Суворове». Адмирал преподнес ей невероятный букет тропических цветов. Оркестр играл вальсы, шампанское лилось рекой. Каждый день адмирал обменивался с медсестрой записками.

Чтобы сохранить драгоценный боевой дух Рожественский устраивал ночные атаки торпедных катеров и прочие маневры. Вначале торпедные катера довольно легко наносили удары, но позднее капитаны крупных кораблей научились уклоняться от торпед. Рожественский провел и первое после Ревеля общее учение. Увы, результаты его не удовлетворили. Он имитировал и общую битву — Фелькерзам и Энквист должны были воевать против него. Они проиграли. Но запас снарядов был ограниченным, и адмиралы должны были это помнить.

Видя пагубность длительной передышки на Мадагаскаре, Рожественский решил не дожидаться Небогатова, спешащего через Суэцкий пролив. Пока есть сила, нужно делать дело. Перед отплытием скрипели перья, все писали письма родным и близким. Через месяц, писали моряки, они будут во Владивостоке. «Если ничего не случится, и если флот вскоре отчалит, мы увидим друг друга в начале мая». Людям иногда лучше не знать своей судьбы.