В начале

Значительность предстоящего финального акта подчеркивается тем обстоятельством, что богу потребовался совет посторонних. Об этом сказано вскользь, но примечательно, что раньше все команды шли от господа как бы в пространство, не допускали обсуждений и выражены были исключительно в первом лице. фраза «сотворим…» действительно звучит так, словно всевышний обращается к кому-то, хотя кто еще может выслушивать его приказание? В вавилонском мифе о сотворении мира, который адаптировали авторы «Жреческого кодекса», бог отнюдь не пребывает в одиночестве; фактически богов множество, и слово «бог» в этом источнике есть не что иное, как перевод еврейского «Элохим» – множественного числа от слова «бог».

Конечно, допускать хоть в малом политеистическую интерпретацию истории сотворения мира, как она изложена в «Жреческом кодексе», – значит, слишком многого требовать от тех, кто рассматривает Библию как священную книгу. И были предложены альтернативные объяснения. Фразу «сотворим…» (вместо «сотворю…»), как и последующие употребления местоимения «наш», следовало понимать либо в смысле царственного (либо редакторского) «мы». То есть смущающие покой верующего слова как бы подчеркивали высокое происхождение говорящего или, наоборот, служили безликим штампом, принятым в научной литературе. Одно возражение, правда, при этом не снимается: употребление этого самого «мы» по отношению к единственному числу – изобретение новейшего времени, во всяком случае, авторам Библии оно было неведомо.

Можно сопротивляться «множественному числу» и дальше, утверждая, что оно употреблено с целью подчеркнуть гигантское множество функций, выполняемых божеством, его, так сказать, бесконечность. Но нетрудно догадаться, что это скользкая дорожка, она прямиком ведет к признанию многобожия…

Что же остается в качестве возможного объяснения? Ангелы. Вполне могло статься, что задолго до начала событий, описанных в первом стихе книги Бытие, господь сотворил свое собственное небесное государство, собрав при дворе сонмы ангелов. Тогда весь процесс творения, описанный в «Жреческом кодексе», проходил с их помощью, во всяком случае при их молчаливом восхищении. Если так, то финальное обращение «сотворим…» означает, что бог обращает их внимание на особо виртуозную часть операции или на худой счет хочет увериться, что никто из аудитории не отвлекается и чуда не пропустит.

Однако и это объяснение не работает. Представление о множестве «придворных» ангелов в небесных чертогах возникло позже. Точнее, в тот исторический период, когда евреи входили в состав империи персов, среди которых преобладала дуалистическая философия мироздания. Во времена же, когда «Жреческий кодекс» обрел свою нынешнюю форму, персидское влияние еще не проявилось в достаточной мере.

С точки зрения христиан, рассматривающих своего бога как троицу – отца, сына и святого духа, употребление множественного числа как раз легче всего объяснимо. Это просто общение между всеми тремя ипостасями, их внутренняя беседа… Очень интересная мысль, все как будто расставляющая на свои места. Если бы не одно «но»: нигде в Ветхом завете нет ни намека на то, что евреи признавали идею троицы.

Можно объяснить возникающее противоречие прямолинейно, что называется «в лоб». Насколько мы знаем, любая примитивная религия с необходимостью политеистична по своей природе. Примитивному человеку казалось вполне естественным возложить ответственность за каждый из множества природных феноменов на вполне конкретное божество – по одному богу на явление природы.

Первый исторический персонаж, задумавшийся о едином боге, достаточно могучем, чтобы контролировать и направлять все явления природы, был египетский фараон Аменхотеп IV, принявший имя Эхнатон и правивший в 1419—1400 годах до нашей эры. Правда, предпринятая им религиозная реформа ненадолго пережила его самого.

Израильские племена (колена) на раннем этапе тоже, вероятно, исповедовали многобожие. Если и встречались отдельные монотеисты (до вавилонского плена они неизменно составляли меньшинство), то еще на протяжении долгих столетий им приходилось утверждать свои взгляды – без особого, впрочем, успеха. В Библии об этом сказано предостаточно… Но к моменту ее написания те, кто взялся за это трудоемкое дело, были стойкими, несгибаемыми монотеистами, что, естественно, потребовало весьма основательного переписывания истории еврейского народа в духе новейших монотеистических воззрений. Ревизию претерпели и многие изустные предания, охватывавшие период «до» известной, зафиксированной в документах истории. Не всегда подобная процедура протекала гладко: предания в их политеистической форме часто были широко известны, и порой не было никакой возможности «выкинуть слово из песни».