В наши дни

Было еще достаточно светло, когда, поглядывая под ноги на черные, пропитанные мазутом шпалы, Аркадий Павлович обошел вагоны кругом, с удовольствием убедившись в том, что все замки и пломбы были в полной сохранности. В заполненных до отказа вагонах прибыли бутафорские арки Тауэра и пустотелые колонны петербургских особняков. Свернутые валами, лежали живописные задники. Теснились десятки мебельных гарнитуров, подлинных старинных и поддельных — театральных. В вагонной тьме, плотно сдвинутые, высились ящики с несчетным количеством костюмов — платьев, кафтанов, ротонд и мантий из дорогих материалов. Ящики с шинелями, ладно шитыми генеральскими и простецкими солдатскими, с френчами, белоснежными кителями с золотом погон, матросскими бушлатами и комиссарскими кожанками. Ящики, загруженные обувью — ботфортами из цветной кожи, щегольскими офицерскими сапогами и множеством женских туфелек. Коробы с николаевскими треуголками, цилиндрами и шляпами со страусовыми перьями. Сундуки, набитые сотнями париков — мольеровских, круто завитых, вельможных, напудренных и русых девичьих кос. В пульманах, аккуратно уложенный, скучал нарядный реквизит — гусарские сабли и изящные тросточки, рыцарские латы и дамские кружевные зонтики. Находились там и убранные в шкатулки фальшивые драгоценности — украшения сценических балов: сияющие ожерелья, серьги и браслеты, россыпь звездных царских орденов… В трех запертых на замки запломбированных пульмановских вагонах хранилось все лучшее, что нажил театр за долгие годы труда.

Стоявшие в тупике три длинных вагона четким силуэтом темнели на фоне зажелтевшего к ночи неба. Уходя со станции, Аркадий Павлович невольно обернулся, чтобы еще раз взглянуть на них.

Возвращался он не спеша. Несмотря на субботний вечер, улицы опустели. Затворились тяжелые двери соборов. С бульвара исчезли прогуливавшиеся с семьями старшие командиры, и лишь редкие парочки — молоденькие лейтенанты с одетыми в легкие платья девушками — встречались по дороге. В окнах многих домов горел свет. Горожане еще не спали. Приближаясь к отелю, Аркадий Павлович порой задерживался у витрин, за которыми были поставлены фотографии сцен из спектаклей ленинградского театра. Иные из небольших магазинчиков оставались еще частными, но и в них среди развешанных чулок и подтяжек нашли себе место портреты его друзей-актеров. Выходило — их хозяева, не пренебрегали у себя рекламой гастролей известного русского театра.

Забрав ключ от номера, Аркадий Павлович из любопытства подошел взглянуть в растворенные двери ресторана. Гремел джаз, в переполненном зале танцевали танго. В слоившемся под потолком голубом дыму туманно светились желтые шары люстр. Покинув столики, танцевали все, кто там был, — немолодые мужчины в черных костюмах отплясывали с каким-то угарным запалом. Веселье в ресторане показалось Аркадию Павловичу пьяным шабашем.

— Желаете столик? Поставим…

Это сказал откуда-то взявшийся управляющий.

Но гость, поблагодарив, отказался. У себя в номере он разделся и хотел было поскорее заснуть, но рвущиеся через окно звуки джаза спать не давали. Он встал с постели и, затворив окно, снова прилег. Теперь музыка слышалась снизу. Лежа с закрытыми глазами, Аркадий Павлович не без удовольствия думал о том, что все шло по-задуманному. В понедельник предстояла разгрузка. Он не сомневался — легко с ней справится, найдя людей, кому можно довериться. Про себя улыбнулся тому, что среди коллег-администраторов, людей неглупых и проницательных, считался удачником. Дескать, говорили они, ему всегда везло. Повезло с женой, с хорошим театром. Везло с помощниками, с городами, где гастролировал их коллектив. Он не спорил, но знал, чего ему порой стоили эти везения.

Вот по поводу Лидуши… Тут, пожалуй, они были правы. С женой ему удивительно повезло. Аркадий Павлович улыбнулся, нащупав на пальце прохладную гладь обручального кольца.

Обычно он не носил этого старинного кольца высокой пробы. Пару колец подарили родители Лиды в день трехлетия со дня регистрации, убедившись в том, что брак их не такой уж «нынешний», каким он поначалу им представлялся. Лидуша кольцо надела сразу и больше с ним не расставалась. Он колец никогда не носил, не мог привыкнуть и к этому, обручальному. Но когда уезжал в длительную командировку, Лида непременно настаивала, чтобы он надел кольцо на палец, и брала слово, что не снимет его до возвращения домой. И Аркадий Павлович уступал ее желанию. Милая, простосердечная Лидуша!.. Она всерьез полагала, что обручальное кольцо может стать преградой для кого-то, кто решится посягнуть на ее мужа.

Уснул он, не заметив, когда умолк джаз и отель затих. Спал крепко. Сквозь сон к утру слышал отдаленные взрывы и странный гул, но снова засыпал, решив, что это идут учения. Еще вчера Аркадий Павлович приметил — в городе было немало военных. Значит, поблизости стояли крупные соединения. Ну, а без учений армия обходиться не может.