В наших переулках

Об обстоятельствах ареста в тридцать третьем году брата нашего деда, известного московского врача Александра Николаевича Краевского, наша мама подробно рассказала в своих записках о первом «деле врачей», о Д. В. Никитине и его друзьях, в число которых входил и мамин дядюшка. Я здесь не буду повторять этой истории. Остановлюсь только на том, что непосредственно касалось нас самих. Сосланный в Пермь, Александр Николаевич по окончании трехлетнего срока получил разрешение — не без помощи своего сына, преуспевавшего уже тогда в медицинском мире Николая Александровича, — переехать поближе к Москве. К 1937 году старший Краевский стал терапевтом в заводской больнице на Косой Горе — в семи километрах от Тулы и четырех от Ясной Поляны. Две маленькие комнаты в шлакоблочном доме больничного поселка, где поселились супруги Краевские, и стали временным пристанищем многих родственников.

По тому же делу «врачей-вредителей» в тридцать третьем году была сослана в деревню Уварово Тамбовской области сестра мужа нашей тетушки Екатерина Николаевна Владыкина и продолжала там привычное дело как бывший земский врач. К 1937 году она тоже получила право перебраться из глуши в Тамбов, где ее младший брат Александр Николаевич Владыкин был заместителем директора конного завода. В том году он получил прекрасную казенную квартиру по Флотской улице № 11. Старательно запечатлеваю адрес, потому что очень тогда гордилась, что живу на улице, описанной в модном в 30-е годы романе Н. Вирты — я и его читала. Обширная квартира в Тамбове тоже стала частым пристанищем московских родственников.

Подумать только, если бы не эти ссылки, мы, дети Стариковы, да и Андрей Турков, так бы и не узнали прелести светлых рощ под Тулой, вечерних купаний в теплой Воронке, ранних утренних прогулок по росистым лугам в Ясную Поляну — тихую, безлюдную, полную птичьего щебета и запаха цветущей липы! А мне не видать бы прозрачного течения тамбовской Цны, душистой пышности цветников и огородов, выращенных на тучном черноземе, не испытать бы прелести вечерних поездок в пролетке, запряженной стройным серым жеребцом, выбивающим сильными копытами яркие искры из булыжной мостовой. Удивительно, но все это было. И было благодаря страшным причудам российской истории и законам родственного гостеприимства, еще не увядшим в ту пору. Спасибо старикам, ушедшим из жизни, — несентиментальным, ироничным, не тратившим много слов, но добрым деятельной добротой.

Среди семейных преданий обширного клана Краевских-Владыкиных сохранилось несколько забавных анекдотов о старческом поведении свекрови моей тетки Александры Меркурьевны, бывшей пламенной народоволки и бывшей большой барыни. Кстати, была она младшей сестрой известных в конце XIX века художниц — Елизаветы Бём, автора сентиментальных картинок в русском стиле, и Любови Эндауровой, писавшей маленькие букетики с бабочками и пчелками, — произведения обеих были когда-то весьма популярны и воспроизведены на множестве почтовых открыток, пополнивших и мой детский альбом. У Владыкиных же на стенах висели да и висят некоторые их подлинники. Так вот, несколько историй об Александре Меркурьевне.

В начале 30-х годов перед самой ссылкой Александры Меркурьевны и ее дочери Екатерины Николаевны в Серебряном переулке молодая невестка бывшей революционерки собиралась испечь в дорогу ссылаемым пирожки. Когда она замешивала тесто, в кухню вошла другая невестка отъезжающих и воскликнула: «Что ты делаешь, Лёля!? Ты льешь в пресное тесто молоко?» — «Но ведь сметаны нет, по карточкам не выдают», — огорченно ответила младшая. «Ну нет, Александра Меркурьевна такие пирожки есть не станет».

А известный московский анекдот эпохи карточной системы 30-х годов в нашем семействе рассказывали тоже в применении к Александре Меркурьевне. Прикрепленная к магазину бывших политкаторжан, старуха посылала туда своего внука Юру Владыкина, сына уже расстрелянного к тому времени Петра Николаевича. «А что, Юрочка, сладенького сегодня ничего не дали?» — грустно спрашивает будто бы Александра Меркурьевна внука. «Нет, бабушка, повидло сегодня выдавали только цареубийцам», — ответил будто бы Юра Владыкин. В семействе бывшей сподвижницы Софьи Перовской, последней, кто видел ту на свободе, анекдот этот звучал особенно пикантно.

Ожидая приезда в Тамбов сестры невестки, Наталии Михайловны Мамоновой (нашей тети Тюни), Александра Меркурьевна, никогда не касавшаяся хозяйства, вдруг спросила, что будет в этот день на обед. «Борщ и котлеты», — ответила хозяйка дома. «Нет, надо что-то прибавить к этому обеду. Все-таки к нам едет графиня», — заявила революционерка. Графиней тетя Тюня не была, но реплика народоволки вызвала восторг у ее сына и невестки: вот она, ваша кровавая борьба с сословными привилегиями!