В небе снова радуга (пер. Г.Чхартишвили)

А женщина все никак не насытится, не накричится; у нее звонкая душа юной девушки и такой же звонкий смех, это самка, живущая в такт месячным циклам, я знаю, что она обманывает своего мужа, но не для того, чтобы сравнить достоинства двух любовников, она не думает, кого выбрать, от добра добра не ищет, с каждым из мужчин ведет себя естественно, как естественна река, несущая свои воды к устью; оба уверены в ее любви, она не дура, чтобы подрывать эту уверенность, хоть не вырабатывает никаких стратегий и тактик.

На земле еще не высохшая лужица мочи – это девочка присела, когда шел дождь; на лужицу слетелись пестрые бабочки, одна нарядней другой, их трепещущие крылышки похожи на паруса, и я вспоминаю пожелтевшие сепиевые снимки, сделанные много лет назад: на них юнцы того чахлого поколения, которое самую малость опоздало на войну – если б не атомная бомба, загремели б они на фронт, стали “лепестками хризантемы” по приказу командования и во славу тогдашнего императора, но бомба их спасла, и они пустились в беспечное, бесцельное плавание на дрянной, кое-как сляпанной яхтенке; сам не пойму, чем они меня так заинтересовали, но я повсюду таскался за ними и щелкал, щелкал; давно это было, смешно они говорили между собой, беспрестанно вставляя американские словечки, к родине у них полагалось относиться с пренебрежением, зато иностранцев они слушали разинув рот и, как слову Божьему, внимали модным песенкам, которые напевала победившая их страна, а в плавание они пустились, так и не договорившись между собой, куда, собственно, плывут; поначалу всё пыжились – тучи им были нипочем, в лютый холод они говорили: “Ну и жарища”, называли своим отцом солнце, славили полноту жизни и права молодости, по вечерам непременно упивались в дым и многое, очень многое презирали: рыбаков, дожидающихся штиля, чтобы выйти в море, тех, кто суеверно помечает в календаре удачные и неудачные дни, своих соотечественников, которые сами затеяли бучу, а потом поджали хвост, вековые снега, сверкающие на вершине большой горы, старые обычаи и нравы, почтение к учителям, массовую культуру, беззубую внешнюю политику и даже автомобили отечественного производства.

Герои той давней суматошной эпохи были изрядными хвастунами, обожали трескучие фразы, но каждый из них был сам по себе и сам за себя, вся компания состояла из одиночек; старших они держали за неудачников и слушать их не желали, над моралью, законами и прочей ерундой посмеивались; мне удалось сфотографировать отчаяние, просвечивающее сквозь самонадеянность их гримасничающих лиц, только закончилось все печально: их детская вера во всемогущество логики не выдержала испытания штормом и волнами, сколько раз повторяли они, что не сойдут с корабля, пока не постигнут до конца вечную философию течений и светил, но достаточно им было разок попасть в передрягу, достаточно было одному из них сгинуть в морской пучине, и их братство тут же рассыпалось в прах, катастрофа сначала повергла их в оцепенение, потом они заныли, по-бабьи расхныкались, и пришлось посылать за ними спасателей, а кончилось тем, что они стали как все – вернулись на берег, образумились и растворились в том самом “феодальном обществе”, которое так безжалостно осуждали; что осталось от них в моей памяти: мешанина из Востока и Запада, пустая болтовня о свободе да еще их смехотворные повадки.

Какое-то время я еще следовал за ними, хоть мой интерес и поостыл, но никаких путных снимков так и не вышло; про свою яхту, гниющую у причала, незадачливые мореплаватели забыли, нет, хуже – сделали вид, что забыли, и принялись жить-поживать и добра наживать; раньше, во время плавания, они так любили позировать, а тут стали от меня прятаться, стали нервничать, чувствуя на себе безумное око моего объектива; ах, как я ошибся, вообразив, будто они особенные, будто они способны прожить жизнь, какой не бывало прежде; да, был в моей карьере и такой период, с тех пор миновало больше тридцати лет, я повидал всяких людей, набрался опыта, и на такую дешевку меня больше не купишь, это, видно, и называется зрелостью, уже лет десять, как я научился выбирать действительно стоящие объекты для съемки, для этого не нужно отправляться за тридевять земель, не нужно мчаться через равнину по скоростной магистрали, достаточно побродить в окрестностях нашего городка, и обязательно найдешь то, что искал; никто здесь не взглянет на меня косо, никто не возмутится, все ко мне привыкли – во всяком случае, так я думаю…