Через день я увидел, что распотрошенные 107-е разбросаны по пяти группам мастеров и технологов. Одни возились с рамой, вторые – с поршневой, третьи мучили клапанно-цилиндровую группу, несколько групп занимались навесным оборудованием. Дело пошло, и мне оставалось только ждать результата. М-108ПФКН и ПФН должен выйти из этих умелых ручек, а это 2000 сил. Как они сказали, основной проблемой была сама сборка: поршневая группа собрана наспех и не отбалансирована, ни статически, ни динамически. Часть поршней имеют превышение допусков в кольцевых проточках, облой в маслосъемных окнах, и они неверно расположены. На цилиндровой группе по замерам лишних семь с гаком килограммов на блок алюминия. Допуски при литье никто не соблюдает. Внутренняя часть рамы – это «пестня»! Русская народная блатная хороводная. Есть офигительная разница между «Мерлином» и 107-м, и только золотые руки наших мастеров могут довести до ума этот двигатель. Причем индивидуально! Но сразу же технологи разрабатывают оснастку, чтобы делать всю обработку за один-два прохода станка. Разбивают весь этот каторжный труд на этапы и операции. Если дивизия полностью перейдет на М-108, ПАРМ должен быть готов к его обслуживанию и доводке. А я, посмотрев на разворачивающееся сражение за качество в цеху, перешел в сборочный цех, от которого зависит, насколько долго будет выполняться приказ Ставки о формировании 1-го гвардейского ОРБАП. Там работают заводчане, мы к ним имеем лишь косвенное отношение, но я – главный конструктор. И на мне висит все, включая качество сборки, изменения конструкции и тому подобное. Включая и выполнение временного плана по производству. Ведущим конструктором был Путилов, поэтому ПАРМ и завод тесно переплелись, но только два сборочных «принадлежат» нам, в остальных царствует Поликарпов.
Но долго погонять эту публику не удалось: через пять дней началось наше наступление под Полтавой. Генштаб ждать не стал, и наши части, вскрыв положение на фронте, и, учитывая то обстоятельство, что целый воздушный флот выпал из расклада, перешли в наступление, как только позволила погода. Места стоянок бронетехники вычислены предварительно, зажигательных баков не жалели, все укрепрайоны обрабатывались артиллерией и авиацией очень плотно. Аэродромы превращены в изрытые ямами поля, с остатками обгоревшей техники. Ни один новейший «Хейншель» взлететь не успел. Все, что было подготовлено гитлеровцами в течение зимы, превратилось в утиль и обгорелые остатки. Переформированные части 51-й и 52-й истребительных дивизий существенного отпора дать не смогли. Там, где раньше правил немецкий порядок и слетанность, появились штурманы наведения трех ДРЛО трех воздушных армий, к тому же отлично взаимодействующие между собой!
– Ваня, у меня третий полк не готов, нужно еще пятнадцать минут. Требуется придержать немцев у Гадяча, через пятнадцать организую замену!
– Я понял. Тридцать пятый! Вам следовать на Гадяч, прикрыть наземные части. При необходимости вызвать штурмовиков или пикировщиков. Какой «кондом» штопаный лезет в чужую зону! Двадцать восьмой, уничтожить!
– А может свой?
– Все равно присмотреть. И номер, номер его бортовой мне!!!
– Вас понял, я – двадцать восьмой.