В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945

В последней неделе мая у нас на аэродроме случилось заметное событие. В небольшой барак за проволочной оградой, который недавно был нами приведен в порядок, поселили человек тридцать голландских военнопленных. Вообще, этих людей следовало бы назвать не военнопленными, а интернированными, так как, по существу, они даже не успели повоевать с немцами, которые в 1940 году молниеносно захватили их страну. В 1943 году, после сокрушительного поражения немцев под Сталинградом, в странах, оккупированных Германией, включая Нидерланды, резко усилилось движение Сопротивления. Немцы считали, что основными вдохновителями и предводителями этого движения могут стать бывшие военнослужащие, поэтому решили их заблаговременно изолировать от остального населения, арестовав и отправив в Германию. Так они и попали к нам. Среди них находился один, похожий на китайца. Оказалось, его мать была из Индонезии, бывшей тогда колонией Нидерландов.

Все голландцы не нуждались в переводчике, так как их язык, по существу, тоже немецкий. Мне было легко с ними разговаривать. Для охраны голландских военнопленных в штат охранников добавили еще двух часовых. Работать голландцев водили отдельно, и нам не позволяли с ними общаться. Питание им выдавали из кухни для немецкого цивильного персонала и пригнанных из СССР гражданских лиц, то есть наших девушек из Курской области.

Склад и кухню, откуда мы получали горячую пищу и другое довольствие, у нас отняли, зато теперь мы стали это получать в пищеблоке, где питались и курские девушки и голландские военнопленные. Для этого пришлось некоторое кухонное оборудование перевезти со старого места и запустить на новом, что потребовало не менее трех суток. К этой работе были привлечены, кроме поваров и уборщиков, братья Омельченко, Маляр и красавец блондин Толя Шишов. В это время Толя успел «свести с ума» работавшую на кухне большую Аню и завести с ней «большую любовь» – весной Аня родила от Толи мальчика.

Меня в эти дни вместе с шестью товарищами (Иваном Пиком, Сергеем Комсоставским, Тимой Добринским, Виктором Чайкиным, белорусом Мишей Капраловым и еще кем-то) мастер Якоб приводил без конвоя на городской вокзал. Я в основном был там переводчиком. На вокзале нас заставили выгружать из одного товарного вагона на грузовую машину мешки с ячменем и разгружать их на местном пивном заводе Kamenzer Brauerei. Мы получили великое удовольствие, дважды проехав до завода и обратно на грузовике по городу, увидев некоторые его достопримечательности и… выпив дважды по кружке Malzbier – солодового, не хмельного пива, которым нас после разгрузки мешков угощали рабочие завода – поляки и старые немцы.

Под предлогом сходить в туалет некоторые наши работники сумели обследовать примыкающие к вокзалу пустыри и установили, что на них имеются сарайчики, в которых железнодорожники содержали кроликов. Ребята приняли это обстоятельство к сведению, решив, что, когда в нашем жилье появится печка, можно будет сварить или зажарить кролика, а может быть, и собачье мясо, так как вокруг водилось немало собак.

…По обеим сторонам шоссе, по которому пленных водили на работу и обратно, росли яблони. Яблоки почти созрели, и кто-то из передовых в колонне пленных бросал с ноги свою колодку на ближайшую яблоню. Яблоки сыпались на шоссе, и шедшие сзади сразу подбирали их вместе с обувью товарища. Яблоки быстро делили на всех, иногда даже угощали конвоиров, которые бывали этому рады, особенно если яблоки оказывались хорошего сорта.

Глава 7

1 июля внезапно при построении пленных на утреннюю поверку рядом с Томшке появился хорошо выглядевший и отдохнувший фельдфебель Хебештрайт. Поскольку, как я полагал, Хебештрайт стал высшим начальством для нашей рабочей команды, я, как ее старший, посчитал нужным доложить ему строго по-военному о численности и состоянии наших людей и их готовности к работе.

И я, скомандовав строю «Смирно!», подошел к Хебештрайту строевым шагом, остановился перед ним, приставил вытянутую ладонь правой руки к головному убору и громко произнес: «Herr Feldwebel, alle 57 sowjetische Kriegsgefangenen, ausser drei Koche in der Küche, sind zum Arbeitseinsatz angetreten. Alle sind gesund und arbeitsfähig» («Господин фельдфебель, все пятьдесят семь советских военнопленных, кроме трех поваров на кухне, к использованию на работе построены. Все здоровы и работоспособны!»). Сказав эти слова, я продолжал стоять в том же положении, пока фельдфебель не произнес «Rührt euch» («Вольно!»).

Фельдфебель, вовсе не ожидавший такого моего доклада, оказался потрясен и сразу обратился ко мне с предложением, чтобы я в будущем в случае присутствия вместе с ним высшего для него начальника – офицеpa – докладывал последнему о своих людях перед их строем точно аналогичным образом. Для него, фельдфебеля, это будет большая честь.

А дальше он сообщил, что с нынешнего дня он опять является нашим непосредственным начальником, а Томшке переводится на другое место. В тот же день тот отбыл куда-то, и больше мы его не видели.