В никуда

Она покачала головой.

– Это имеет какое-то отношение к тому, что ты здесь?

– Угадала.

– Ты хочешь сказать, кто-то нашел письмо на теле вражеского солдата... и кто же его нашел?

– Какой-то американец из Первой воздушно-кавалерийской дивизии.

– Ты его знаешь?

– Нет. Дивизия большая... Двадцать тысяч человек. Солдат, который нашел письмо, сохранил его в качестве сувенира. Недавно письмо перевели, и то, что в нем содержалось, послужило поводом для моей отправки во Вьетнам.

Сьюзан обдумывала мои слова, а я смотрел на нее. И мне пришло в голову, что она что-то знала и теперь сравнивала с тем, что сказал ей я.

– А что сообщили тебе?

Она подняла на меня глаза.

– Только то, что появилась новая информация и тебе необходимо в связи с ней кого-то допросить.

– Это я сам тебе рассказал.

– Я помню. Но то же самое мне твердили в Сайгоне. Письмо и есть та самая информация?

– Да.

– О чем в нем говорится?

– Говорится об одном, а подразумевается другое. Именно поэтому меня прислали допросить автора.

Сьюзан кивнула.

До деревни Алуой оставалось около сотни метров по полю. Совершенно несущественно, где погиб Тран Кван Ли. Это все мое любопытство. Было бы больше времени в Вашингтоне, я нашел бы Виктора Орта, задал бы ему кое-какие вопросы, а потом мы бы вспомнили долину Ашау.

Я был уверен, что Орт снял ксерокопию с письма. Или отослал в организацию "Американские ветераны войны во Вьетнаме" копию, а себе оставил оригинал. Тогда бы я отдал текст на перевод, а не полагался на тот, что мне дали. Но не исключено, что Карл отправил людей в дом Орта и изъял его сувенир. Вывод: Карл не желал, чтобы я занимался обычным расследованием этого дела. Он отправил меня во Вьетнам в полуневедении, а в Сайгоне подпускала тумана Сьюзан Уэбер, пока я не оказался в идущем в Нячанг поезде.

Еще я не понимал, какое отношение имело это письмо к тому, что Сьюзан сказала о Камрани. Если вообще какое-то имело. Не исключено, что тоже туман.

– У тебя есть копия письма? – спросила она.

– Ты, судя по всему, пропустила несколько занятий в Лэнгли, – отозвался я.

– Не смейся, – обиделась Сьюзан. – Меня не готовили в разведчики.

– Тогда чему же тебя там учили?

– Как быть полезной. Полагаю, твой связной в Хюэ сказал тебе, как найти этого... как его зовут?

– Тран Ван Вина. Сказал. Тебе это имя что-нибудь говорит?

– Нет. Откуда?

– В самом деле, откуда? Но у меня появилась мысль, что этот Тран Ван Вин мог стать большой шишкой, например, членом правительства, и мы можем использовать письмо, чтобы как-то его шантажировать – заставить сотрудничать с Америкой или предпринять что-то по поводу базы в Камрани.

Мистер Вин мог жить в Ханое, а в Банхин приезжал только на Тет. В этом был какой-то смысл. Но если его собирались шантажировать, почему в Вашингтоне хотели, чтобы он умер? А может, и не хотели – снова дурили голову, чтобы я не разобрался, что к чему. Но в таком случае как понимать слова Анха, которые, надо думать, были последней инструкцией Карла?

Трудно расследовать дело, когда все улики – текст и слова. Но текст поддельный, а слова лживы.

Истину следовало искать в деревне Банхин, которую мне раньше преподнесли как Тамки, в личности простого крестьянина и бывшего солдата Тран Ван Вина, который, возможно, не был ни тем ни другим. Он то ли уже умер, то ли был близок к смерти. Его хотели то ли подкупить, то ли шантажировать.

В войне, как я уже говорил, содержится предельная честность и простота, как в попытке убить человека саперной лопаткой. А разведка, наоборот, – шулерский покер крапленой колодой, где делают ставки фальшивыми деньгами.

– Извини, – сказала Сьюзан, – что не могу помочь тебе с письмом. Но я могу помочь тебе найти того, кто его написал. А потом, если он не знает английского, точно перевести, что говорит он и что скажешь ему ты. Мне очень хорошо удается завоевывать доверие вьетнамцев, – добавила она.

– И похотливых американцев.

– Это не так сложно. Хочешь верь, хочешь нет, но ты не найдешь в помощь никого лучше, чем я.

Я не ответил.

Мы вошли в Алуой и увидели старуху, которая бросала курам в загон из бамбуковых жердей пригоршни риса. Наши глаза встретились, и я почувствовал, что она поняла, зачем я здесь. Долина Ашау не привлекала обыкновенных туристов.

Мы пошли по улице и, снова оказавшись на площади, увидели "РАВ" на том самом месте, где мы его оставили. Лок сидел под навесом из пальмовых листьев – в неказистой забегаловке, где собирались только местные. Он сидел один, что-то пил и курил. Я заметил, что большинство вьетнамцев любили компанию и завязывали разговор с кем угодно. Значит, мистер Лок излучал плохие флюиды, а остальные это почувствовали и держались от него в стороне.

– Хочешь что-нибудь съесть или выпить? – спросила меня Сьюзан.

– Нет, – ответил я. – Давай выбираться отсюда.

Она пошла под навес, переговорила с шофером, вернулась и сказала:

– Он будет готов через несколько минут.

– Кто платит за поездку – он или я?

– Мне кажется, он тебя недолюбливает.

– Чертов коп! Я чую их за милю.

– Может быть, он думает то же самое о тебе? Хочешь сфотографироваться?

– Нет.