Я была дурочкой, и всё, что давал мой Халиф, брала с благодарным трепетом и обожанием. Он погладил мои губы и сказал, что для продолжения войны ему необходимо золото Аль-а-Нура, и что у них наметился перерыв в престолонаследии. Он набросил бы на мои плечи плащ из меха и сияющей бронзы, водрузил диадему на мою голову. Он обещал мне город – мне, проведшей детство на козьем пастбище среди унылых кустов! – и бриллиантовые башни Шадукиама, если я назову себя Папессой и присвою святость Грезящего города.
Я ничего не смыслила в политике, но ценила роскошные блюда и мягкие платья. Меня в паланкине привезли в новый дом, и моё имя пела сотня кастратов, когда я вошла под Розовый купол, сквозь листья которого солнечный свет казался розовым и огненно-красным. Разве мог Аль-а-Нур предложить что-нибудь, по красоте сравнимое с увиденным мною в тот первый день? Меня разместили в доме, что был величественнее Дворца, и я приняла свои обеты, опьянев от сладкого чёрного вина. Я ставила свою подпись на письмах с требованиями к Аль-а-Нуру, которые потом должны были написать люди Халифа, на приказах о наборе в армию и о налогах – по вечерам у меня болели руки. Я ничего не знала о городе, чьими богатствами распоряжалась, и даже о том, выполнялись ли мои приказы; лишь проводила дни среди шуршания бумаги, а ночи – с Халифом, когда он возвращался из столицы и прижимал своё лицо к моей шее.
Это продолжалось до того дня, когда я узнала, что существует другая Папесса, которая принесла некую великую жертву ради Двенадцати башен, – мне было невдомёк, что она погубила себя ради шапки и меча. Говорили, что она звала меня Отступницей, Чёрной папессой и даже отправилась вместе с войском в поход против моего нового дома. Я плакала и умоляла о встрече со своим возлюбленным, чтобы он спрятал меня от этого мстительного демона. Я ничего не знала о Папстве – просто была ребёнком, рисовавшим каракули на листах бумаги. Что со мной могло сделать чудовище, нашедшее своё предназначение и сражавшееся за обладание титулом, который я носила беззаботно, как блестящую брошку в праздничный день?
Но Халиф исчез, его хитрая игра закончилась провалом. Не в силах сражаться с армией новой Гифран и одновременно держать оборону в пустыне, он бросил меня в моём изысканном Дворце, где вместо охранников находились только кипы никому не нужных воззваний. Я уже не верю, что он всерьёз рассчитывал получить Папство, – просто был несерьёзным человеком. Я же была его игрушкой, разменной монетой. Случись мне удержать трон, тем лучше, а если бы я его потеряла, стоимость затеи не превышала затраты на скромное пиршество.
Обезумев от ужаса, я сбежала в свою приёмную, упала на колени и принялась раскачиваться из стороны в сторону, рвать на себе волосы. От каждого скрипа половицы моё сердце будто сжимал огромный кулак, и с моих губ срывались тоскливые вопли. Я не ела, а спала, сжимая в руке нож. Каждое утро на рассвете мне мерещились звуки костяных труб нурийской орды; с наступлением ночи перед моим внутренним взором вставали неизменные картины похотливых лиц – всем было известно, какие странные твари жили в Миропомазанном городе, и их уродство заполняло мои сны, рождая морщины на коже.
Когда сообщили, что армия Драги Селести – я и выговорить это могла с трудом – разместилась в дне пути от городских врат, ко мне явился мальчик. Обнаружив меня забившейся в угол за троном, он стал гладить мои волосы, словно я была его потерянной дочерью, хотя сам казался лишь ребёнком, румяным и рыжеволосым.
– Что бы ты подумала, – ласково проговорил он, – услышав, что можешь всё это пережить?
Я уставилась на его розовощёкое личико, как раненая лань.
– Ты ведь не собираешься стать моим защитником, верно? Ты безобиднее котёнка! Папесса убьет меня и искупается в моей крови. Ей ведь только это и нужно.
Мальчик нахмурился.
– Возможно, «пережить» – некоторое преувеличение. Но я не тот, кем выгляжу. Видишь ли, тела столь же дёшевы, как нарциссы на весеннем базаре. Этот мальчик умер от лихорадки меньше недели назад, а мне нравится быть ребёнком. Меня зовут Марсили. Я путешествую по мертвецам, пустым сосудам из плоти. Не в моих силах спасти твоё красивое тело от участи, уготованной ему продажной Папессой, но я могу сохранить твой дух до той поры, пока мировое колесо не повернётся ещё раз и у тебя не появится шанс отомстить. Или прожить безымянную жизнь среди коз, если ты этого пожелаешь. Итак, твой ответ «да» или «нет»?
Его зелёные глаза, словно две змеи, ползли ко мне – целеустремлённо, как к прохладному телу матери.
– И ты сделаешь это для меня? – сдавленным голосом проговорила я.