В объективе моей любви

– О, милый, она не играла, – отвечает она, удрученно качая головой.

На экране появляются результаты проката. Вторая, с минимальным отрывом от Инги.

– Эти лилии… – догадываюсь я, – они что-то значат, да?

– Ликорис часто называют цветком смерти, – объясняет Лу, несмотря на появившуюся на льду следующую участницу. – Японцы высаживают его на кладбище и используют в траурных церемониях, потому что верят, что он растет у края подземных ворот.

– И зачем они бросали ей эти жуткие цветы?

– Потому что два года назад она вышла на этот лед через несколько месяцев после смерти брата. На ней было ярко-красное платье, а в волосах заколки в форме этих лилий. На все ее последующие выступления люди начали приносить ликорис. Думаю, так они выражают свою поддержку и пытаются разделить с ней горе.

– Я не знал… я сделал фото… и, – у меня не остается ни слов, ни воздуха в легких, – мне нужно на воздух.

– Сеня, куда ты? – Лу пытается меня остановить, но я убираю ее руку.

– Я хочу побыть один.

– Ладно.

Мне так стыдно, что я сфотографировал ее, и что не распознал эту знакомую боль утраты. Как я мог подловить ее в тот момент, когда она была наиболее уязвима. Нужно удалить все до единого снимки. К черту портфолио, к черту все! Я так и не дохожу до улицы, потому что теряюсь в веренице проходов и помещений. Остановившись в пустом коридоре, я, прислонившись лбом к прохладной стене, пытаюсь выровнять дыхание.

– Ты живой? – рядом раздается женский голос.

– Да. Все нормально, – отвечаю я, не поворачиваясь. Не хочу лишних вопросов.

– Ты с арены вышел? Все было так плохо? – спрашивает она.

– Нет. Это было слишком… – я пытаюсь подобрать правильное слово для того, чему стал свидетелем, – не знаю.

– Просто «слишком» тоже подойдет.

– Ты тоже видела ее выступление? – уточняю я, стоя с опущенной головой.

– Чье именно?

– Кажется, ее зовут Диана.

– А, да, видела. Так сказать, из первого ряда.

Меня смущает ироничный тон собеседницы, и я оборачиваюсь.

Твою ж…

Передо мной стоит девушка, чьё выступление вскрыло мои давно зажившие раны. Она всколыхнула во мне те чувства, которые я похоронил вместе с родителями. Я не позволял себе их оплакать, не предавался скорби. А что она? Эта девушка только что посвятила целое выступление умершему брату и плакала по нему так, будто его не стало только вчера. Меня восхищает её честность перед зрителем. Я так не умею.

Она даже не переоделась, только сняла перчатки, сменила коньки на кеды, накинула на плечи спортивную куртку и распустила волосы, достающие ей до плеч. В ее глазах по-прежнему печаль, но уже не такая явная. Люди умеют запрятать ее подальше, чтобы другие не догадались, что их боль на самом деле никогда не затихает.

– Ты журналист или спортивный фотограф? – интересуется она, заметив фотоаппарат, по-прежнему висящий у меня на груди.

– Я просто зритель, – меня удивляет собственный дрожащий голос.

– Много фигуристок наснимал? – не без осуждения спрашивает она. Мне становится неприятно, словно меня уличили в чем-то плохом.

– На самом деле, нет. – Не могу же я прямо сказать, что сфотографировал только ее. – И думаю, нужно удалить то, что все-таки снял.

– Почему?

– Это было нечто сокровенное и очень личное. Такое нельзя фотографировать без разрешения. Я просто ничего не знал, – уверен, что ей мои объяснения даром не нужны, но все равно непроизвольно оправдываюсь.

– Покажешь? – она кивает на камеру в моих руках. Сам не заметил, когда снял его с шеи.

– Я… даже не знаю.

Что если она снова расплачется, когда увидит эти кадры? Мне не хочется расстраивать ее еще больше.

– Я так понимаю, там мои фотографии? – вопреки ожиданиям в ее голосе звучит не обвинение, а сухая констатация фактов.

– Извини. Я все удалю.

– Не надо ничего удалять. Просто покажи, что получилось, – она подходит ближе и встает так, чтобы видеть экран.

Вопреки желанию сбежать куда подальше отсюда, я нажимаю на кнопку просмотра изображений. Мне и самому интересно, что из этого вышло.

Если отбросить нахлынувшие чувства, то фото вышли чертовски идеальными. Не такими, какими я представлял их по дороге сюда, но все же…

– Ого… – Она стоит так близко, что я слышу, как из ее груди вырывается восхищенный вздох.

То ли из-за присутствия той, кто меня буквально убила своим выступлением, то ли из-за получившихся фотографий, но я с головы до пяток покрываюсь мурашками.

– Если хочешь, я могу прислать тебе их на почту или в соцсети.

Мое предложение остается без ответа. Она пристально смотрит на снимок цветов на льду. Не могу понять, нравится ей или нет. В ее глазах нет ужаса, но и восторга я там не наблюдаю.

– Мне кажется неправильным то, что они приносят тебе эти цветы, – озвучиваю я то, о чем подумал, когда Лу рассказала мне о значении красных лилий.

– Они хотят как лучше, – спокойно отвечает Диана. – Ты знаешь легенду о ликорисе?

– Честно? Я только сегодня узнал о существовании такого растения.

Она поворачивает голову и смотрит мне прямо в глаза.

– Ты в первый раз на моем выступлении?