– Вот та пара и привела за собой новые, – пояснила я. – А может, они заблудились, и третью отправили на их поиски. Но это неважно. Важно другое: вот-вот здесь появятся новые люди, и времени свыкнуться с этаким откровением у них не окажется. А если при встрече не будет меня, вы не сможете говорить друг с другом, что только усилит страхи с обеих сторон и тем самым увеличит опасность. Прошу вас… умоляю: дайте мне ткань или краску – что-нибудь яркое, и они спустятся на землю там, где мы захотим.
Все это прозвучало еще более бессвязно, бестолково, чем обычно. Казалось, под тяжестью треволнений и сложных тем речь путается, расползается по всем швам, но, к счастью, Рузд давным-давно привыкла сводить обрывки моей речи воедино.
– Чем поможет ткань или краска? – спросила она.
Я прикрыла глаза, подсчитывая, сколь велико должно быть изображение, чтобы его наверняка заметили с неба.
– Мне нужно… сделать для них знак.
Седжит была весьма наблюдательна. За то недолгое время, что я провела в доме старейшин, она прекрасно научилась понимать, что у меня на душе, и теперь, посреди взбудораженного муравейника, в каковой превратилась вся Имсали, отвела меня в сторону и спросила:
– Что ты скрываешь?
Я с самого начала понимала, что Сухайла с Фу нельзя прятать вечно. Не отведи меня Седжит в сторону, то же самое сделала бы я сама: и я, и сестры были согласны, что в первую очередь лучше всего рассказать о встрече со спутниками именно ей.
– Думаю, ты помнишь, что в эти горы я пришла не одна, – ответила я, не тратя времени на околичности. – Двое моих спутников остались на зиму неподалеку от границ Обители. Сегодня мы встретили их на седловине, за поисками моего тела. А после вместе с ними увидели целигер.
Возможно, то был результат множества потрясений, наложившихся одно на другое: в конце концов наступает момент, когда новые не оказывают почти никакого воздействия. Секунду Седжит смотрела на меня немигающим, точно у ящерицы, взглядом, затем развернулась и закричала во всю силу голоса, веля немедля собрать и доставить к себе горстку почтовых мьяу, еще не отправленных в дом старейшин.
Вскоре мьяу отправились в путь с дополнением к предыдущему известию. Покончив с этим, Седжит послала Каххе привести в деревню Сухайла и Фу. Не думаю, что она так уж горела желанием усугубить хаос, охвативший Имсали, но если бы кто-то случайно наткнулся на них, предоставленных самим себе, все могло обернуться куда хуже.
Не стану утомлять читателей подробным описанием фурора, вызванного их появлением. Все это вы вполне можете представить себе и сами: для любопытных в деревню будто приехал второй бродячий цирк зверей, ну а опасливые и недоверчивые получили новое несомненное доказательство тому, что люди вот-вот явятся истребить их всех до одного. Что до меня, я была превыше всяких слов рада двум обстоятельствам: во-первых, присутствию двух старейшин и Абарза, иначе дело наверняка не обошлось бы без крови, а во-вторых, превосходной памяти мужа. Едва появившись в деревне, он, под общие крики и вопли, склонился к моему уху и прошептал:
– Нет ли в этой толпе кого-нибудь из духовенства?
– Двое, – шепнула я в ответ. – Эсмин – местный, деревенский, а вот Абарз – что-то вроде верховного священника всей Обители. А что?
В ответной улыбке Сухайла явственно чувствовалась нешуточная нервозность.
– Что ж, надеюсь, я провел время ожидания не без пользы.
Медленно, дабы никого не напугать, Сухайл подошел к Абарзу. Крики практически стихли; только Эсдарр с сестрами страсть как хотелось рвануться вперед, на защиту старейшин. Однако Сухайл остановился в безопасном отдалении от Абарза, преклонил колени и громко, отчетливо заговорил нараспев. Говорил он на приблизительно реконструированном древнем драконианском, так что я понимала его слова лишь с пятого на десятое. То был один из текстов, над коим муж работал дома, в Ширландии. Его транслитерация драконианских символов не отличалась совершенством, произношение изобиловало изъянами, да и сам язык был еще более архаичен, чем литургическая форма драконианского, использовавшаяся в Обители для богослужений… однако вполне узнаваем. Эти слова были молитвой к солнцу, просьбой наставить молящего на путь истинный.
Если мою первую речь дракониане восприняли, как если бы один из их яков встал на задние ноги и сказал «привет», теперь перед ними оказался як, отправляющий богослужение. Не будь ситуация столь напряженной, реакция толпы выглядела бы крайне забавно – сказать по правде, мне даже в сложившихся обстоятельствах пришлось сдерживать смех. От изумления крылья Абарза поникли так, что кончики их едва не окунулись в грязь. Шум окончательно стих, сменившись негромким ропотом: имсалийцы зашушукались, спрашивая друг друга, что там, скажите на милость, говорит этот человек.
Первой оправилась от потрясения Кюври.
– Великолепно, – сухо сказала она. – Но я думаю, одной помощью солнца нам сейчас не обойтись.