Мухин ослабил голубой шейный бант, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, надеясь расслабиться в своей ложе и что его не заметят многочисленные знакомые. Но за горящими на столах в крохотных букетиках свечами уже искательно поблескивали знакомые глаза «русского Рембрандта» под рыжей шевелюрой. Оставалось только приветливо улыбнуться. Лейканд тут же поднялся из-за стола и направлялся в сторону ложи бывшего однокурсника.
Как обычно, он был со своей очередной натурщицей. На этот раз рядом с ним словно плавно скользила над полом высокая стройная брюнетка с большими серыми глазами под своеобразным, но почему-то очень знакомым Мухину разлетом бровей.
«Сейчас я тебя познакомлю, Марина, с князем Мухиным, — говорил между тем художник. — Не бойся, я вовсе не собираюсь делиться тобой с собратом по кисти. Андрей Владимирович не художник, а морской архитектор. Как раз к 2000 году от Рождества Христова граф Василий Путилов подписал к исполнению его очередной «проект века». А три предыдущих уже принесли князю огромное даже по путиловским понятиям состояние и мировую известность. Меня тоже судьба не обошла славой, — хохотнул он, — но князь, к тому же, отличается не доступной мне и столь любезной националистам славянской красотой. Рад видеть тебя, Андрюша…»
Мухин поморщился. Творчество Лейканда отличало удивительное сочетание добра и зла, он считался непревзойденным мастером контраста. То же самое бросалось в глаза и в облике самого мастера. Искательная и одновременно нагловатая улыбка на несимметричном тяжелом лице великого художника современности всегда удивляла и раздражала Мухина в друге студенческой юности.
Поднявшись в ложу князя, тот сначала сел сам, а затем небрежно кивнул на свободное кресло девушке, не представляя ее. Андрей Владимирович, напротив, встал, коснулся губами протянутой узкой холодноватой руки, и неожиданно для себя вздрогнул, встретив ее изумленный взгляд. Где я ее видел, знакомое же лицо, подумал он и уже не мог ни на чем больше сосредоточиться.
Назаров бесшумно пертёк с заказанными блюдами от портьеры к столу, сузил свои и без того небольшие татарские глаза, на вскидку оценивая происхождение Марины с точки зрения члена «Союза русского народа».
Хорошо знакомый ему Лейканд привычно привередничал, намеренно ронял рюмки, называя Назарова «братец», отменял только что одобренные блюда, не спрашивая при этом мнения своей подруги. Да, у нас не Монмартр, думал князь, с партнершами по искусству не церемонятся…
Черносотенец профессионально терпел, повторяя: «слушаю-с, барин» и «будет исполнено, как же-с…»
Девушка, заметно избегая смотреть на князя, молча следила за танцующими. Ее глаза словно светились изнутри в тени нависающих над чистым лбом густых волос. Чуть приподнятые природной полуулыбкой уголки ее нервного рта мило и беззащитно вздрагивали невпопад, когда друзья при разговоре вроде бы обращались к ней, хотя она не только не произнесла ни слова, но даже не прислушивалась. Наивное обаяние ее молодости стирала едва заметная черточка над переносицей, след недавнего глубокого страдания. Каждое ее движение выражало аристократичность, хотя, при всей своей подчеркнутой красоте и грации, она была явно не из света.
По своему неприятному обыкновению, Лейканд вдруг прервал разговор на полуслове, замахал кому-то, небрежно извинился и выпорхнул в зал, неся над столами свою огненную гриву на откинутой назад голове. Навстречу ему шумно ринулись поклонники и поклонницы.
«Вы давно знакомы с Вячеславом Абрамовичем?» — осторожно спросил Мухин, наклоняясь к розовой щеке своей соседки. «Знакома? Вы же видите, что я просто его натурщица. Он мне платит.» «Это честь, — мягко сказал князь. — Лейканд — великий художник.» «Еще бы! Портрет Матвеева прославит его еще больше. И такой славы потомки ему вряд ли простят!..»
Нежное лицо собеседницы вдруг побледнело и пошло пятнами, возникшими даже на шее и плечах. Видя его удивление, она отчаянно пыталась справиться с настроением, не меняя позы и выражения лица. «Вы… коммунистка?» «Уже нет.» «Почему же вас шокирует деятельность Матвеева?» «А вас нет?»
Он пожал плечами: «В академии мы вместе с Лейкандом читали Ленина и много спорили о том, что произошло в июле 1917, - помимо своей воли привычно угадал Мухин неожиданные для него мысли девушки. — Можно только гадать, что было бы сегодня, к концу века, если бы коммунисты тогда пришли к власти, оправившись после разгрома их штаба и убийства Ленина.» «Вас это тоже беспокоило? — ноздри ее точенного носа вздрогнули. Она даже потеряла дыхание и закашлялась. — Простите… я думала, что сразу после школы все забывают об этой истории.» «В конце концов, — охотно продолжал Мухин так явно интересующую его собеседницу тему, — та роковая казачья сотня оказалось на июльском митинге совершенно случайно, чуть ли не из-за черной кошки поперек проспекта… Но, в конце концов, что такое сотня, хотя бы и казачья, если под Петроградом был пятитысячный корпус генерала Корнилова!»