В обличье вепря

А между ними протянулась перекрученная плетенка оставленных охотниками следов, и она становилась все тоньше по мере того, как каждая отдельная ниточка изнашивалась, а затем пресекалась, И здесь, здесь, у него под ногами, и сейчас никаких следов не осталось вовсе.

Они были в пещере — те, кто выжил; и тьма, присущая этому замкнутому пространству, мешала ему, а тишина выталкивала его наружу. Он стоял и ждал, а вокруг понемногу темнело.

А потом из устья тьмы пришел звук. Поначалу он был похож на тихий шепот, но постепенно набирал силу, так, словно некий голос пробовал перейти на членораздельную речь или огромные легкие набирали воздух, и каждый вдох был чуть глубже предшествующего. Звук набухал и рос, пока не заполнил собой весь воздух, заставив окрестные скалы реверберировать эхом. Он припал к земле в наползающем со всех сторон сумраке, а громоподобная перекличка возвигла мощную звуковую колонну, основанием которой стало все пустое пространство вокруг, а ствол вознесся в небо.

Сначала он услышал крики тех, кто погиб в камышах, и рев пламени в Калидонском храме. Потом песня обрела наконец стройность и он услышал первые имена — имена героев — и узнал в них руины былого дворца, построенного на той стороне залива, напротив Калидона. И только двух имен он не услышал, имен людей, которых проследил досюда: Мелеагра и Аталанты, Они были со зверем, чье обличье стало их судьбой и чью собственную судьбу они сейчас лепили по своему образу и подобию.

Но образы, с ними связанные, были многообразны невероятно, да и сам вепрь, что ни миг, тоже норовил поменять обличье. Его эпитеты вспыхивали в сумерках, его атрибуты звенели в ушах Меланиона. В этой песне он рассыпался на составные части вепря: на путаные цепочки его следов, на части тела, разбросанные и похороненные в земле Калидона, на склонах Аракинфа и здесь.

Именно здесь Аталанте суждено было стать «Аталантой», а Мелеагру переодеться в костюм «Мелеагра». Именно здесь вепрю надлежало быть поделенным на части, будто бы для жертвоприношения: мясо людям, потроха богам [120]

.

Музыка вепря хрустнула над головой ночного охотника, и имена охотников, общество которых когда-то он оставил, запнулись на полдороге, наталкиваясь друг на друга. Он услышал, как история охоты сматывается с древка, которое еще только надлежало воткнуть в плоть жертвы, и рассыпается на ходу: шумы, мимолетные запахи и вспышки цвета, изменчивые оттенки неба, неровности и складки дубовой коры, сухая земля, сосновые иглы, жесткая проволока ее волос, ускользающая между пальцами. Всему этому надлежало исчезнуть, и даже сами зияния, оставленные этими утраченными смыслами, формы отсутствий тоже должны были кануть в вечность. Эту праведную тишину задним числом заполонят байки будущих времен и затопят тьму ложью.