В оковах страсти

Сейчас он переоденется, выпьет вина, захватит Рейнара, и вдвоем они живо загонят лошадей на пивной двор, где под сенью развесистых дубов животные будут более или менее защищены от разыгравшейся стихии.

В своей легкой летней накидке под проливным дождем Николь дрожала как осенний лист. Она очень сожалела, что не надела плащ, подбитый беличьим мехом. Но небо с утра, когда она отправлялась в путь, сияло чистой голубизной. Даже позже, при отъезде из Марбо, ничто не предвещало приближения ненастья. Хотя, может статься, расставание с Саймоном до такой степени расстроило женщину, что она не заметила, как погода резко ухудшилась.

Теперь иного выхода у Николь не оставалось. По дороге между Марбо и Вэлмаром имелось крохотное поселение батраков, но она знала, что если остановится в одной из лачуг переждать бурю, то не успеет вернуться в замок до наступления темноты. Если же ей не удастся прибыть на место до того, как опустятся крепостные ворота, Фокс неминуемо догадается о ее самовольной отлучке.

Она скакала, низко припав к лошадиной холке. Ее одежда от дождя промокла насквозь и холодила кожу. Теперь оставалось уже недолго. Вдали она различала деревню. Под низким грозовым небом, время от времени озарявшимся призрачными всполохами, маячили размытые серые силуэты жилых построек. Зазубренная стрела молнии полоснула по небу, и раскат грома потряс окрестности. Лошадь метнулась в сторону, а Николь еще ниже склонилась над лукой седла. До замка еше далеко. Ей казалось, что последний отрезок пути она никогда не преодолеет. Тут ее осенило: Гленнит! Можно попробовать добраться до хижины ведуньи и переждать грозу под крышей.

Собрав последние силы, она вонзила пятки в бока кобылы, пуская ее в еще более стремительный галоп. Когда до строения под камышовой крышей было рукой подать, порывом ветра у нее сорвало с головы капюшон. Въехав во двор, Николь соскользнула вниз по мокрому от воды лошадиному боку и, вцепившись в узду, пошатываясь, двинулась к сараю за домом ведуньи. Если она поставит кобылу в укрытие, то животное не убежит, испугавшись очередного громового раската или молнии. Позже, когда небо очистится, она вскочит в седло и помчится в замок.

Женщина взялась за тяжелую дверь и, борясь с ветром, попыталась ее открыть. Лошадь за ее спиной тихо заржала.

— Тихо, девочка, — обратилась Николь к животному. — Мы почти на месте.

Наконец дверь поддалась. Она распахнулась наружу, едва не сбив Николь с ног. Потянув за собой лошадь, она вдруг увидела, как в дверном проеме выросла какая-то фигура. Николь остолбенела от ужаса: она узнала в вышедшем ей навстречу мужчине собственного мужа. Его черные волосы от дождя слиплись, а верхняя часть торса была обнажена. Он уставился на нее в немом изумлении, и в его темных глазах сверкнули отблески едва сдерживаемого гнева.

— Ты? — услышала она его хриплый голос.

Ее первым желанием было броситься наутек, вскочить в седло и умчаться прочь, но он крепко схватил ее за руку и дернул к себе. Мокрые поводья выскользнули из ее ладони, и она ввалилась в сарай, приземлившись на толстую соломенную подстилку. Фокс затворил за ней дверь, и все погрузилось в непроглядную темноту.

До нее доносилось его дыхание. Тяжелое и прерывистое, как после изнурительной работы. Если бы она его не видела, то подумала, что он ранен или нездоров. Он задыхался не от хвори или физического изнеможения, ярость душила его. У Николь екнуло сердце, она подумала, что он вознамерился убить ее. Вдруг ему стало каким-то образом известно о ее поездке в Марбо? Может, он решил, что она строит против него козни?

Зашуршала солома. Он двинулся в ее сторону. Она считала шаги. Два, три… Николь чувствовала, что он совсем близко. Вот он протянул руку и нащупал ее накидку. Схватив мокрую шерсть в кулак, он потянул женщину на себя. У нее подкосились ноги, но в следующую секунду он сомкнул вокруг ее стана руки и прильнул ртом к ее губам.

Испытав нехватку воздуха, Николь подняла вверх голову, чтобы получить возможность дышать через нос. Она чувствовала холодной кожей его горячий рот, его теплое, сладкое дыхание, отдававшее легким привкусом вина. Ее пальцы стиснули его голые плечи и ласкали гладкую, разгоряченную кожу. Она уловила его мужской запах, смешанный с запахами шерсти, сена и сырости, витавшими в сарае.

Фокс целовал ее жадно и ненасытно. Она раскрыла губы, желая ощутить его язык и текучий огонь его рта. Он не заставил себя уговаривать и удовлетворил ее жажду, охотно и щедро наполнив ее рот мякотью своего языка. Но в следующее мгновение он оторвал от нее голову и, придерживая одной рукой, нащупал брошь, скреплявшую ее накидку. Николь впитывала в себя жар его тела, его бьющую ключом жизнь. От радости и восторга предвкушения она задыхалась. «Пожалуйста, — молила она про себя, — люби меня, наполни меня, сделай меня своей».