В оковах страсти

— Я пользовался у женщин успехом. Одно время я даже полагал, что именно по этой причине Мортимер выбрал меня для того, чтобы овладеть тобой.

Грубое слово заставило ее поморщиться. Вероятно, теперь, когда она не трепетала от страсти, оно резануло ей слух. Оно и вправду прозвучало холодно и грубо и не могло не напомнить ей о драматизме событий трехлетней давности, когда Мортимер обошелся с ней как с племенной кобылой.

— Но теперь, — добавил Фокс, — я, безусловно, знаю, что мое умение обращаться с женщинами не имело никакого отношения к его выбору. Все дело в цвете моих волос. Мортимер скорее всего руководствовался тем, что мы с тобой похожи. Чтобы ни у кого не возник вопрос о родителях ребенка. — Он фыркнул. — Словно кто-нибудь мог поверить, что он был в состоянии прижить ребенка. Если бы ты знала, — продолжал он, — как часто в последние годы я мучился, одолеваемый мыслью, что он каким-то образом исхитрился тебя изнасиловать. Я представлял, что ты носишь под сердцем не мой, а его плод. Я часто задавался вопросом: что будет, если, вернувшись, я обнаружу тебя с белокурым и голубоглазым младенцем? Что я сделаю? Смогу ли вынести вид мортимеровского отродья?

Николь порывисто вскочила на ноги с исказившимся от ужаса лицом. Уж не упоминание ли о ребенке расстроило ее до такой степени? Оплакивала ли она его смерть или страдала от укоров совести, повинная в его гибели?

— Ты уже расспрашивал меня о младенце, — сказала Николь. — Клянусь, он умер при родах. Я показала Мортимеру его бездыханное тело, чтобы уязвить его самолюбие. Но я воспользовалась смертью ребенка только потому, что его нельзя было спасти. — Она обратила к Фоксу взор, исполненный боли и горечи. — Почему ты постоянно говоришь о ребенке? Неужели ты думаешь, что я недостаточно натерпелась?

Фокс проникся к ней сочувствием. Однако волнение Никол ь позволило ему безошибочно определить ее слабое место. Теперь он знал, как на нее воздействовать, чтобы выведать правду.

— Среди обитателей крепости ходят упорные слухи, что ты то ли отравила Мортимера, то ли заколдовала, словом, навела на него какую-то порчу. Ты же не станешь упрекать меня в том, что я хочу получше узнать женщину, с которой делю ложе. Если ты строила козни против своего первого мужа, то нет никаких гарантий, что не станешь плести интриги против второго.

— Ты не Мортимер. Ты не давал мне повода ненавидеть тебя, — произнесла Николь холодно и бесстрастно. Но ее слова не убедили его.

— А предположим, если я дам тебе повод для ненависти, тогда ты обойдешься со мной так же, как и с Мортимером? — поинтересовался он вкрадчиво.

Она порывисто вздохнула.

— Я сомневаюсь, что ты способен на такую степень жестокости и злобности. Ты не представляешь, каким он был гадким. Почти год он продержал меня в заточении. Безусловно, порой я вела себя несдержанно, дразнила его и проявляла открытое неповиновение. Но я всегда контролировала себя, потому что знала, что если зайду слишком далеко, то пробужу в нем зверя. Он мог бы меня убить, если бы его звериная натура возобладала над человеческой.

— Но в конце концов тебе удалось одержать над ним победу, — заметил Фокс. — Все это подтверждают. Да я и сам видел, когда дрался с ним в поединке. Он стал совсем другим.

Она снова сделала глубокий вздох.

— После того как умер ребенок, я перестала бояться смерти. Мне стало все равно. Тогда я начала не только дразнить его, но и угрожать. Я сказала ему, что он никогда не получит от меня того, чего желает. Что я его ненавижу и что молю Господа о его смерти. Потом я ему сказала, что прокляла его, что отныне он забудет, что такое половое возбуждение, что его орган иссохнет и станет бесполезным. — Она истерично рассмеялась. — Не знаю, что на меня нашло. Но за моими словами не стояла никакая сила. Как ни странно, но он мне поверил. Я видела, что в его глазах промелькнул ужас. Уходя от меня, он даже забыл запереть дверь. Тогда я поняла, что нащупала его слабое место, его тайный страх. Грех был им не воспользоваться. Я велела служанке доставить в замок Гленнит. Я спросила ее, не знает ли она какое средство или зелье, которое делало бы мужчину бессильным. Она сказала, что знает, и дала его мне. В ту ночь я впервые подсыпала порошок Мортимеру в вино. — Она покачала головой. — К моему удивлению, снадобье сработало. Он прибежал в мою комнату и набросился на меня с проклятиями и кулаками. Но я видела, что он перепуган до смерти. Я воспользовалась его страхом. Я сказала ему, что отныне он больше никогда не сможет предаваться своей противоестественной страсти к мальчикам, что он вообще никогда не узнает полового удовлетворения. Я думала, что причиной его бессилия стало зелье, и с ужасом ждала дня, когда его действие иссякнет и Мортимер обретет утраченную веру. Вскоре я перестала подсыпать ему порошок, но он оставался испуганным и настороженным. С тех пор он больше не запирал меня на замок и все переменилось.