В оркестре Аушвица

У нее было недостаточно времени, чтобы понять невероятный лагерный мир, придется еще многому научиться, и она не в силах скрыть изумление: оказывается, в Аушвице организуют прослушивания!

И Эльза старательно играет перед собравшимися женщинами и высокой полькой Зофьей Чайковской. Играет, уверенная в провале.

Из сочувствия, собственной средненькой музыкальности или просто по той причине, что выбирать не приходится, Чайковска не выражает неудовольствия: «Ладно, я тебя беру. Будешь приходить сюда каждый день и работать над репертуаром, но переселишься к нам только после окончания карантина. А теперь — марш к остальным!»

Остальные:

две греческие аккордеонистки, сестры Иветта и Лили Асаэль. Они совсем не похожи: Лили маленькая, кругленькая, коренастая, выглядит сильной и уверенной в себе. Без конца ругает сестру — та лет на десять моложе. Коллективу не слишком нравятся ее гневные выходки и вопли. Застенчивая Иветта ободряюще улыбается Эльзе. Она совсем молоденькая, лет пятнадцати, не больше, темноволосая, изящная, и ее не уродует даже полосатый «наряд».

Хильда Грюнбаум, молодая немецкая еврейка, храбрая и решительная по характеру, играет на скрипке. Она видела, как убили всю ее семью, но не сломалась. Она много лет была членом сионистской организации и поначалу спорила с подругами, не уверенная, стоит ли вступать в оркестр. Хильда вполне прилично музыкально образованна, занималась сольфеджио, владела скрипкой, как любая юная немка из «хорошей семьи», пока нацизм не решил объяснить всему миру, что́ есть хорошая семья

. Теоретически она легко могла стать участницей оркестра, но у нее имелись проблемы морального толка: не является ли добровольное участие в проекте нацистов коллаборационизмом? Все единогласно постановили: нет, не является. Она должна не только сама играть в этом оркестре, но и сделать все возможное и невозможное, чтобы максимально быстро ввести туда остальных. Хильда станет первой еврейкой музыкального коллектива.

Рут Бассен, Сильвия Вагенберг и ее старшая сестра Карла, прибывшие в лагерь одним поездом с Хильдой, немного играют на блокфлейте, маленькой деревянной дудочке — доведенной до совершенства концепции древнейших свистков. Играют сестры в пределах программы музыкальной школы, но главное — знают музыкальную грамоту. Их приняли в оркестр сразу. Карла почти никогда не выпускает из поля зрения младшую сестру.

Рядом с ними — мадам Кронер. Старейшина, которую все, в том числе Чайковска, уважительно зовут «тетушкой» или фрау Кронер. Самая младшая музыкантша, Иветта, считала «тетушку» древней старухой девяноста лет от роду. Фрау Кронер до войны играла в филармоническом оркестре на поперечной флейте. Ее сестра виолончелистка Мария часто жалуется на головные боли и чувствует себя совсем слабой. Это первые симптомы гриппа, от которого она вскоре умрет.

Скрипачки — большинство из них польки, в том числе Хенрика и Мария, — играли скорее плохо, «приблизительно».

На мандолинах и гитарах тоже польки и две украинки — Броня и Сура.

Музыкантш всего десять, но их мирок уже напоминает языковую Вавилонскую башню. Лили и Иветта говорят и ругаются между собой на греческом, Хильда, Сильвия, Карла, Рут и сестры Кронер общаются на немецком, украинкам Броне и Суре удается беседовать с польками на русском…

В коллективе объясняются — с трудом — на ужасной смеси языков, немецкого с привкусом польского и русского. Женщин, отвечающих за поддержание порядка в бараках и, главное, за раздачу пищи, называют «Обслуживание в номерах» (так их окрестили нацисты). Во всех лагерях на территории Польши их переделают в «Затычек» — так короче… Чайковску, «дуайеншу» оркестрового барака, будут называть Блокова

[33]. Эльза родилась в Германии, покинула страну в 1933-м, в десять лет (ее родители оказались проницательнее многих и правильно поняли природу нацизма). Семья спряталась сначала во Франции, потом в Бельгии, так что у Эльзы был большой опыт скитаний. Она бегло говорила на идише, немецком и французском и была в группе переводчицей и передаточным звеном, помогая общаться немкам, франкофонным гречанкам, француженкам и бельгийкам.

Эльза ненавидела конфликты — нахлебалась в семье — и часто пыталась сгладить углы, разрулить недопонимания, неизбежные в разноязыком женском сообществе. Она была счастлива, что попала в оркестр — так ей будет легче защищать Дору.

Девочка часто стояла у дверей барака, не решаясь войти из страха перед громадной полькой, «старшиной» оркестра. Приходилось ждать, когда Эльза выскочит на улицу, чтобы повидаться с ней. Пятьдесят лет спустя она расскажет, как пряталась под кроватью Эльзы во время лагерных «отборов». Эльза успокаивала Дору всем своим поведением: она всегда была в ровном настроении, говорила с девочкой мягко, делилась с ней хлебом и теплой одеждой, целовала на ночь.