В ожидании счастья

Мне очень хотелось посмотреть на фейерверк, и Аделаида, всегда готовая вступить в заговор, объявила, что возьмет меня с собой. Я-то думала с надеждой о муже. Как было бы хорошо, если бы он был таким же весельчаком, как Артуа, мы бы переоделись и поехали туда вместе. Но он был все время чем-то занят; король пребывал в Белльвью с мадам Дюбарри, — поэтому почему бы мне не поехать с ними, заявила Аделаида, и мы отправились в ее карете. Я поехала в Париж инкогнито, поскольку мой официальный приезд в столицу, конечно, должен был носить церемониальный характер.

Без сестер Аделаида казалась совсем другой. Полагаю, что она специально напускала на себя необычный вид, чтобы произвести на них впечатление и утвердить свое превосходство над ними. Она была настроена очень дружелюбно всю нашу дорогу в Париж.

Это большое торжество, заявила она. Аделаида была наслышана обо всем, что делалось в мою честь. Вдоль Елисейских полей деревья увешали лампами, и наверно это изумительное зрелище, когда наступают сумерки. Центром празднества должен стать дворец Людовика XV, где воздвигнут коринфский храм недалеко от статуи короля, там появились также фигуры дельфинов и большая картина, изображавшая меня и дофина. Берега Сены обрызгали бергамотом, чтобы перебить дурные запахи, иногда поднимающиеся от реки, фонтаны струились вином.

— Все это в вашу честь, моя дорогая, и в честь вашего мужа.

— Тогда я обязательно должна посмотреть на все это, — ответила я.

— Но инкогнито. — Она засмеялась резким, неприятным смехом.

— Было бы не по этикету, чтобы люди увидели меня до того, как я буду официально представлена им?

— Конечно, нет. Поэтому сегодня вечером мы будем просто двумя знатными женщинами, прибывшими посмотреть, как веселятся люди.

Когда мы подъехали к городу, небо неожиданно расцветилось фейерверком, хотя еще не стемнело. Я вскрикнула в изумлении, так как никогда не видела ничего подобного.

Мы были почти у дворца Людовика XV, когда наш эскорт неожиданно остановился. Карета резко дернулась и встала. Я услышала пронзительные вопли и крики, с трудом различила массу народа, не имея никакого представления, что все это означает. Кучер развернул карету, и, окруженные стражей, мы с большой скоростью помчались в обратном направлении.

— Что случилось? — спросила я.

Мадам Аделаида не ответила. Она была перепугана и не проронила ни слова, пока мы мчались обратно в Версаль.

На следующий день я узнала, что произошло. Некоторые шутихи взорвались и начался пожар; повозка пожарных, выехавшая на площадь, наткнулась на толпу людей и кареты, спасающиеся от огня; другая толпа ринулась на площадь, чтобы увидеть, что происходит, в результате возникла давка, затор был полным. На улицах Ройяль, де ла Бонн-Морю и Сен-Флорентен скопилось сорок тысяч человек. Поднялась паника. Многие упали и были затоптаны; кареты опрокидывались, лошади пытались высвободиться. Люди, карабкавшиеся по телам упавших на землю, напрасно пытались выбраться, многие погибли. Про эту ночь рассказывали ужасные истории.

Несчастье было у всех на устах. Дофин пришел в нашу спальню, он был глубоко потрясен и от этого выглядел старше и оживленнее. Он рассказал мне, что предыдущей ночью погибло сто тридцать два человека. Я почувствовала у себя на глазах слезы, он посмотрел на меня и не ушел так быстро, как обычно.

— Это моя вина, — сказала я. — Если бы я не приехала сюда, ничего бы этого не произошло. Он продолжал смотреть на меня.

— Я должен сделать все возможное, чтобы помочь им, — сказал он.

— О, да! — пылко произнесла я. — Пожалуйста, сделайте.

Он сел за стол и начал писать, я подошла и взглянула из-за его плеча.

«Я узнал о несчастье, — писал он, и я отметила, как быстро его перо скользит по бумаге, — которое обрушилось на Париж по моей вине. Я глубоко потрясен и направляю вам сумму, которую король дает мне каждый месяц на мои личные расходы. Это все, что я могу дать. Я хочу помочь тем, кто пострадал больше всего».

Он взглянул мне в лицо и коснулся моей руки, но только на мгновение.

— Это все, что я могу сделать, — сказал он.

— Мне бы тоже хотелось пожертвовать тем, что имею, — заявила я ему.

Он кивнул и посмотрел на стол. Я поняла тогда, что я ему все же не слишком противна. Существовали какие-то другие причины, по которым он избегал меня.

Об этом несчастье долго говорили. Оно явилось еще одним знамением. Была буря, которая испортила празднование нашей свадьбы, клякса, которую я посадила, когда подписывала свое имя, и затем это несчастье, когда народ Парижа тысячами высыпал на улицы, чтобы отпраздновать мою свадьбу, а встретил давку и смерть.

Глава 4. Словесная дуэль