В ожидании счастья

– Он уехал в Нью-Йорк с Колином и Кларой. – Ее сердце сжалось. Сойер побледнел. – Вот письмо, которое он нам оставил, – тихо произнесла Мэгги и передала ему листок.

Ей потребовалась вся сила убеждения, чтобы удержать мужа от того, чтобы отправиться вслед за мальчиком в этот же вечер. Но у Мэгги, пережившей первый сильный приступ горя, было время подумать.

– Джона принял решение, – сказала она, – собственное решение, пусть даже он сделал это в момент боли и ярости. Я думаю, нам надо дать ему время пережить эти чувства.

Сойер сжал кулаки.

– Он переживет их в своем доме и среди членов своей семьи.

Следующие слова дались Мэгги нелегко:

– Колин тоже его семья, Сойер, по крайней мере часть семьи. Нет смысла отрицать это теперь.

Сойер, прищурившись, злобно разглядывал ее, не замечая изможденного несчастного лица и поникших плеч.

– Ах так? Ты считаешь, его права выше моих? – с вызовом спросил он.

Она подошла к нему, двигаясь медленно и с трудом, прикоснулась к его руке – впервые с той жуткой ночи в Бакае.

– Никогда, – прошептала она.

Сойер стряхнул ее руку. Его мужественное лицо отражало усталость, которой она никогда раньше не видела – по крайней мере он никогда не показывал ее.

– Нам нужно думать о Джоне, – продолжила она, а он подошел к окну и стал вглядываться в лиловые холмы на горизонте. – Ему надо дать шанс разобраться во всем. Он… он считает, что ему нужно познакомиться со своим настоящим отцом. Наверное, для этого пришло время. Но, Сойер, могу поспорить, он захочет вернуться в родной дом!

– Поспорить? Играть жизнью нашего сына?

– Да. В этом случае – да. Я верю в то, что Джона вернется домой, когда будет готов.

Ей каким-то чудом удалось убедить мужа подождать, пока не появится возможность обменяться письмами, так, чтобы у всех было время все обдумать.

– А что мы скажем людям? – переживал Сойер. – Что Джона уехал в Нью-Йорк со своим отцом? Ведь все думают, что я его отец… – Он рассеянно провел рукой по волосам. – Над нами будут смеяться, когда выплывет правда… – он бросил в сторону Мэгги уничтожающий взгляд, – и весь город будет думать, что ты потаскушка.

– Ты тоже так думаешь?

Он невозмутимо посмотрел ей в глаза.

– Может, и думаю. Я был воспитан так, чтобы уважать приличных женщин, а к неприличным относиться соответствующим образом.

Его слова ранили ее намного сильнее, чем она это показала.

– Можешь думать все, что тебе заблагорассудится, – сказала она, пытаясь унять дрожание губ. – И все остальные тоже. Но если тебя волнуют приличия, ты можешь сказать, что захотел отправить Джону к Вентвортам, чтобы он привык к жизни в городе, чтобы… чтобы лучше узнать мир. Все обратили внимание, как он привязался к Вентвортам. Никому это не покажется странным.

– Наверное, здорово, когда знаешь ответ на любой вопрос, да Мэгги?

Она обхватила себя руками, словно защищаясь от горечи, прозвучавшей в его голосе. Затем, чтобы изменить тему, спросила его о синдикате – планирует ли он продолжать партнерство с человеком, которого избил чуть ли не до смерти всего несколько дней назад?

– Обязательства настолько прочные, что мне выльется в приличную сумму решение разорвать контракт. Но если Вентворт захочет прекратить партнерство – пусть. – Сойер махнул рукой, будто признавая свое поражение, и начал ходить взад и вперед по спальне. – И все же я надеюсь, он не сделает этого, – хрипло произнес он. – Сейчас, больше чем когда-либо, мне нужно сделать Тэнглвуд крепким и солидным, чтобы у меня было кое-что для Джоны, когда ему наскучит городская жизнь и он вернется домой. Если Колин Вентворт думает, что его богатство может повлиять на мальчика… Тэнглвуд – прекрасное место для любого парня, особенно для такого, как Джона, который родился и вырос в Техасе. Мэгги, я вынужден согласиться: ты права, по крайней мере насчет этого… – Он выпрямился, выражение его лица смягчилось, в глазах появились искорки надежды. – Джона обязательно вернется. И будь я проклят, если ранчо не станет больше и лучше, чем раньше!

Разногласия между ними вроде разрешились. Но те чувства, доверие и близость, которые они испытывали друг к другу прежде, не восстановились. Беседа закончилась миром, бешеный гнев Сойера испарился, но он нарочито старался держаться подальше от Мэгги, чтобы случайно не прикоснуться к ней, не говоря уже о том, чтобы обнять ее. Она же была слишком обижена и не уверена в себе, чтобы побороть его неприязнь. В последующие дни это вошло в привычку. Сойер не обнимал ее, а если целовал, то в щеку. А когда Мэгги, набравшись смелости, придвигалась к нему в постели, он отстранялся.

С виду их семейная жизнь не изменилась. Они продолжали жить в одном доме, выполняли обычные дела и обязанности и периодически беседовали. Но исчезла привязанность, легкость общения, с которыми они прожили вместе десять счастливых лет. Мэгги знала, что муж чувствовал себя оскорбленным, но ведь и она тоже… Недели проходили за неделями, и она начала задумываться: сможет ли когда-нибудь Сойер пропустить ее за железный занавес своей гордыни и снова открыть для нее свое сердце?