В ожидании счастья

В семидесятые в Окленде она повсюду видела белых женщин в обнимку с чернокожими. Но тогда, похоже, они это делали больше для показухи. Потом на несколько лет это прекратилось. Может быть, теперь черные мужчины стали опять предпочитать белых потому, что она и такие, как она, не умеют удержать своих возлюбленных? Тарик еще не стал мужчиной, но и он такой же. В чем здесь загадка? В чем белые женщины превосходят черных? Чем они привлекают юношей и мужчин?

— Знаешь, все, что я хочу сказать, это если я и допускала, что у тебя появятся девушки, то думала, что они будут черными.

— Мам, но сейчас конец двадцатого века! Чему же нас все эти годы учили? Преподобный Джонс всегда говорит, что люди любят друг друга просто так, а не за цвет кожи.

— Верно, — кивнула Глория. — Я ничего не имею против большинства белых, и кого ты любишь — только твое дело. Я хочу, чтобы ты это знал. Если бы они мне не нравились, я бы не жила в этом квартале. Но эта девушка тебе нравится?

— Ну, мам, она хорошенькая.

— Ладно, не морочь голову. Она может услышать. Так, это значит, что она тебе нравится.

— С ней все в порядке.

— А тебе нравится кто-нибудь из черных девушек, Тарик?

— Некоторые — да.

— Но белые, по-твоему, лучше?

— Мне нравится эта.

— Почему?

— Мам, это что, отягчающие обстоятельства? Она мне нравится, и все. Что в этом плохого?

— Плохого ничего, Тарик. Сколько ей лет?

— Ее зовут Мишель.

— Все равно. Сколько ей лет?

— Восемнадцать.

— Восемнадцать? А тебе только шестнадцать.

— Шестнадцать с половиной, ну и что, мам?

— Она в твоей школе учится?

— Угу.

— В старшем классе, надеюсь?

— Ну. Только какая разница, сколько ей лет?

— Никакой, Тарик. Но я готова поспорить, что ее родители и не догадываются, что ты тайком проводишь у нее ночь, а?

— Не, они знают.

— Я что же, полная дура? Нет, подожди. Я скажу, а ты послушаешь. Если только я узнаю от ее родителей, что они застукали тебя в постели с их дочкой, я с этим покончу, ясно?

— Ага, мам.

— Я хочу, чтобы ты понял, Тарик: можно поступать правильно, можно — неправильно. К твоему сведению, это называется благоразумием.

— Я всегда осторожен, мам. Я не хочу, чтобы меня подловили.

— Тебя уже подловили.

— Ну, я не это имел в виду.

— Смотри, и будь осторожен.

— Я так и делаю.

— Тарик…

— Что, мам? — Он взглянул на часы. Уже давно минуло три.

— Надеюсь, что ты уже достаточно распробовал, что это такое, и я больше не увижу ни троек, ни, упаси Боже, двоек. Обещаешь не думать о двух разных вещах одновременно?

— Да, мам.

— И поверь: если кто-нибудь придет ко мне и заявит, что их дочка забеременела от моего сына, это не только убьет меня. Это сломает всю твою жизнь, разрушит все, о чем я для тебя мечтала. Понимаешь, Тарик?

— Ага, мам.

— Ты меня слышишь?

— Да, мам. Обещаю. Я буду сверхосторожным и в учебе тоже подтянусь. Честное слово.

— Спасибо. — Глория встала. — Спасибо. А теперь давай есть.

Печенка, рис, овощи и бисквиты удались на славу. После еды, выбросив мусор, Тарик отправился к себе наверх, и оттуда послышались звуки его саксофона. Он никогда не закрывал дверь, зная, что мать любит его слушать. Глория убрала остатки еды в холодильник, соскребла с тарелок подливку, почистила сковородки и кастрюли и засунула все это в посудомоечную машину. Засыпая внутрь мыльный порошок, она думала о признании Тарика. Господи, ну какой из него любовник в таком возрасте! Она нажала кнопку и услышала шум воды внутри мойки. Глория облокотилась о стол. У дома напротив висело неизменное объявление „продается". Уткнув подбородок в ладонь, она пыталась представить себе сына без одежды, с девушкой в постели. Черт возьми, Глория завидовала ему. Десять минут она неотрывно смотрела в окно, но теперь ее мысли были о себе. Будет ли еще когда-нибудь мужчина в ее жизни? Сможет ли она сказать: „Я люблю тебя" или услышать от другого эти слова? А о своем женском естестве она не хотела и думать.

ЛЮБОВНЫЕ СТРАСТИ В ПУТИ

Я уже твердо решила к телефону не подходить. Осталось всего два дня, и мне надо было выезжать, а та приятельница, что обещала вести машину со мной на пару, здорово подвела меня. Ее парень дождался сегодняшнего утра, чтобы сказать ей, что эту затею он не одобряет. В довершение ко всему продажа квартиры накрылась, так что на ближайшее время я застряла с этим чертовым делом.

— Да, — рявкнула я в трубку.

— Алло, Саванна?

— Да, кто это? — почти завопила я.

— Это Лайонел. Если я не вовремя, то перезвоню.

— Лайонел?

— Ты меня уже не помнишь?

— Помню. Извини, что накричала. У меня сумасшедший день.

— А я все хотел тебя застать, пока ты не уехала. Думал пригласить поужинать, ты ведь тогда в сочельник просто сбежала от меня.

— Меня тогда еще в одном месте ждали. Хотела успеть до двенадцати.

— Могу я пригласить тебя хотя бы на прощальный ужин?

— Я завтра уезжаю, а сейчас как раз хотела съездить в город что-нибудь перекусить.

— Можно где-нибудь к тебе присоединиться?

А почему нет, подумала я.

— Знаешь, где ресторан „Йамашита"?

— Ага.

— Мне добираться туда минут десять.

— Значит, увидимся через четверть часа.