В ожидании солнца (сборник повестей)

Хоть вино и было разбавлено водой, хоть и пила Мишульская мало, хмель тут же ударил ей в голову. Отпив полстакана и почти прикончив шашлык, Лиля стала громко хохотать, вспоминала все смешное из жизни группы, а потом, отпив еще глоток и закурив, сказала вдруг серьезно и убежденно:

— А знаете, Дмитрий, вы хороший куратор!

— Откуда вы это взяли? — благодушно рассмеялся Осеин, откровенно любуясь опьянением Мишульской; она ему уже начинала нравиться, казалась красивее, чем на самом деле, привлекательнее.

— Вас боятся. Когда вы выступаете, все напряжены, как струны. А когда выезжаете в группу — переполох. Вас боятся, вашего ума боятся.

— Не ума, пани Мишульская, а моей недоброжелательности, — вдруг с грустным откровением сказал Осеин.

— Так это же очень хорошо! — даже всплеснула руками Лиля.

— Что хорошо?

— То, что вы все понимаете. Мне всегда казалось, что тот, кто делает что-нибудь не так, делает другим плохо, не понимает этого, а когда он сам сознает, то это уже прекрасно!

— Наивная вы, — почти с нежностью произнес Осеин и взял ее за руку; Лиля не отняла руки.

По рыночной площади уже шаркали метлы уборщиков, стаи воробьев упали на опустевшие лавки, склевывая крохи и наполняя все вокруг своим торжествующим чириканьем.

— Базар закрывается, — вежливо напомнил продавец.

— Спасибо, уходим, — кивнул ему Осеин и, взяв Лилю уже за обе руки, сказал с веселой бесшабашностью. — А не продолжить ли нам наше приятное общение, не пойти ли в гости к одним прекрасным людям?

— К кому?

— К Саиду.

— Неудобно… — заколебалась Мишульская.

— Вообще-то, немного неудобно, я только вчера у него был, — задумался Осеин. Но вдруг снова просиял. — А не покататься ли нам на машине?

— У вас какая-то машиномания! — рассмеялась Лиля. — Цаля последнюю десятку истратил на такси, а вы хоть и не последнюю, но… Да и куда же, на ночь глядя?

— Вот именно, на ночь глядя! Романтика! Эх, забываем мы порой о ней, старушке. Пошли!

Лиля вначале даже не понимала, куда вел ее Осени, да и не спрашивала ни о чем. Ей было приятно с ним, ставшим вдруг таким веселым, простецким и ребячливым, сыпавшим всю дорогу остротами и анекдотами. Таким она видела его впервые, это льстило ее самолюбию, ведь, кроме Цали, с ней вот так давно никто не хаживал, а тут сам Дмитрий Андреевич Осеин, человек строгий и серьезней, проявил к ней интерес! И лишь когда подошли к воротам старого двора и она увидела за невысоким новеньким забором Саида, несколько растерялась, подумав, что Осеин обманул ее.

— Так мы все же в гости? — спросила.

— И да, и нет, — ответил Осеин. — Всего на минутку.

Саид встретил их со своей извечной радушной улыбкой. Дмитрий отвел его в сторону, о чем-то просительно шептал, после чего хозяин вдруг перестал улыбаться, на лице его появилась озабоченность. И снова что-то тихо говорил ему Осеин. Саид вздохнул и согласно закивал, пытался было даже улыбнуться, но улыбка вышла у него неискренняя, натянутая. После этого он вывел из гаража машину и сказал, обращаясь сразу и к Осеину, и к Митульской:

— В прошлом году Дмитрий Андреевич уже брал у меня ее… Вообще-то, когда мотор передают в чужие руки, нужна доверенность, но тогда все обошлось. Только осторожно, не нарушайте, и никто вас не остановит. Дмитрий Андреевич хорошо водит…

Да, Осеин отлично водил машину, в этом он был асом, не всем это дается — есть такие, что сидят за баранкой всю жизнь, а водить по-настоящему так и не научились. Осеин — Лиля сразу же это заметила — так тонко ощущал ритм города, как ощущают одаренные танцоры нюансы синкоп; он так чувствовал «плечи» машины, как чувствует свои собственные акробат-виртуоз, прыгающий в узкую щель между лезвиями ножей.

«Москвич» почти мгновенно вырвался из тесных улиц на гладко чернеющее в оседающих на землю сумерках шоссе и мчал, мчал в темноту, которая как бы надвигалась из пустыни. На баранке, едва касаясь ее, легко лежала рука Осеина, другая, казавшаяся Лиле тяжелой и жесткой, покоилась у нее на плече. Сквозь наплывавшую дремоту она слышала, как рука эта постепенно сползла на колено, не вызвав в Лиле никакого чувства. Она поспешно убрала руку Осеина. Но он был настойчив, рука снова легла на ее колено. «Ну и пусть, — лениво подумалось Лиле. — Мужики все одинаковы — и умные, и неумные. Как только выпьют с женщиной хоть грамм, да еще очутятся где-нибудь вот в такой ночи, так и тянутся к коленкам».

И тут же вспомнился Цаля. «Неужели он еще работает? — мелькнуло у нее тепло и усмешливо. — Вряд ли, у него никогда не хватало ни терпения, ни усидчивости». Дремота вдруг слетела с нее, захотелось поговорить, и она спросила у Осеина, снова снимая его руку с колена:

— А скажите, Дмитрий Андреевич, только откровенно, у Цали что-нибудь получится?

— Вы о чем? — недовольно взглянул на нее Осеин.

— Сценарий он пишет.

— Все мы пишем, — неопределенно сказал Осеин.

— Нет у него терпения…

— У всех его нет.