Сегодня она задумалась над тем, что чувствует Вера, возвращаясь после спектакля в комнату Нининой матери. Сама она ощущала легкую грусть. Возможно, ее подруге тоже бывает немного не по себе.
Оказавшись в комнате, Вера устало плюхнулась на стоящий напротив пианино жесткий диван.
— Побольше бы таких поводов, — сказала она Виктору, — тогда мы чаще ходили бы в ресторан.
Тот был польщен, но не подал виду.
— А это откуда? — спросил он у Герша, увидев обернутые в разноцветную фольгу плитки шоколада.
— От Зои. Угощайтесь.
Виктор развернул шоколадку. Нина вспомнила большеглазую кудрявую женщину, которая не сводила с Герша влюбленного взгляда. Странная бы пара из них получилась! Герш вскипятил воду для чая. Вера сняла туфли и, поджав ноги, удобнее устроилась на диване. Разломив шоколад, Виктор и Нина уселись рядом с Верой.
— Ниночка! Помнишь, как мы соревновались, кто выше поднимет ногу?
После поступления в хореографическое училище и до отъезда Веры девочки часто играли в эту игру.
— Мы тогда еще даже не знали термин «гранд батман», — сказала Нина мужчинам.
— Однажды, — сказала Вера, — я решила выиграть, чего бы это ни стоило. Я так высоко вскинула правую ногу, что потеряла равновесие и упала на спину.
Девушка рассмеялась и немного подвинулась на диване. Ее колени выглянули из-под юбки, и Нина мысленно похвалила себя за то, что сумела создать такие условия, в которых Вера могла расслабиться в обществе мужчин, а не быть скованной и холодной, как обычно.
— Плюх! И я лежу на земле. Если бы я только знала, сколько раз такое случится со мной в будущем!
Нина помнила тот случай. Упав на землю, Вера рассмеялась. Нина тоже смеялась, но при этом удивлялась поведению подруги. Упади Нина сама, она бы ни за что не стала смеяться над собой. Она страстно желала выиграть и не хотела, чтобы кто-то увидел, как она падает на спину. Даже в столь юном возрасте Нина, хотя и подсознательно, испытывала огромную потребность побеждать, быть первой и лучшей.
— Жаль, мы раньше не встретились, в детстве, — садясь, сказал Герш.
Он не сводил своих задумчивых, прикрытых круглыми стеклышками очков глаз с Веры.
Виктор подошел к пианино и сыграл несколько аккордов, которые переросли в некое подобие мелодии. Герш расспрашивал Веру о жизни в Ленинграде. К Нининому удивлению, подруга отвечала откровенно, не таясь. Прикрыв глаза, Нина слушала любительскую, но преисполненную вдохновения игру Виктора. Разговор Герша и Веры все продолжался.
— Эвакуировали не только выдающихся танцовщиц, но и преподавателей балетной школы с ученицами.
До конца войны она оставалась в Перми.
— Я станцевала там больше партий, куда больше, чем если бы мы остались в Ленинграде. Мы были так далеко от дома… А потом все закончилось. Нас вернули в Ленинград. Помню, как я стояла и смотрела на руины театра… словно это был мой собственный дом…
Сердце Нины заныло от мысли, что пришлось бы Вере вынести, окажись она не настолько счастливой и останься в Ленинграде. Она слышала рассказы о голодной смерти, о трупах на улицах и поседевших детях.
— Я жила в Ленинграде с десяти лет, — сказала Вера, — и считала этот город своим домом. Балетная школа при Кировке[26]
набирала учениц, и я решила попробовать. Меня ведь уже принимали в хореографическое училище перед переездом из Москвы. К тому же тетя и дядя не горели желанием кормить меня и заботиться обо мне.— Тетя и дядя? — с удивлением переспросил Герш.
— После того что случилось с родителями, меня отправили к ним.
Нинины глаза округлились от удивления. Герш лишь кивнул, давая понять, что догадывается о том, что «случилось» с ее родителями. Вера отвернулась, показывая, что хочет избежать расспросов.
— Я жила при училище, и школа стала моим домом, моей семьей. Я помню, как отбирали лучших для участия в балетной интермедии между двумя актами. Я танцевала Королеву пик.
Вера вытянула ноги на диване и немного согнула их в коленях. Ткань юбки натянулась, подчеркнув сильные мышцы.
— По пятницам у нас был банный день, — с мечтательным видом сказала она.
Обхватив руками колени, Вера посмотрела Гершу прямо в глаза.
И Нина вспомнила чувство полного доверия, которое испытала по отношению к Виктору в первый вечер их знакомства.
— Кировка стала моим домом, — глядя на Герша, сказала Вера.
— Но ты все же уехала оттуда.
— Большой театр — самый лучший театр в мире. Как я могла отказаться?
Нинино сердце тревожно екнуло. Ей показалось, что все не так просто. Скорее, это отговорка, чем настоящая причина приезда Веры в Москву.
Виктор перестал играть. В комнате настала внезапная тишина. Герш взял сигарету и вдруг замер, глядя куда-то в сторону. Брови его удивленно приподнялись. Потом он с деланной веселостью указал пальцем на противоположный угол комнаты, где на полу лежала небольшая кучка пыли, похожая на муравейник.
— Это цемент, а не пыль, — объяснил Герш.
Ведя пальцем вверх, он указал на маленькое темное отверстие, появившееся в потолке. Потом прикурил с таким видом, что случившееся не имеет никакого значения.
— Дыра? — прошептала Вера.
Она была настолько мала, что казалась нарисованной.