В память обо мне улыбнись

Человек ко всему привыкает, даже к мысли о близкой смерти. Витафагия по-прежнему живет в каждом и по-прежнему в девяти случаях из десяти сама погибает. В остальных случаях мы теперь успеваем ей в этом помочь. Высочайшее напряжение всего человечества, концентрация усилий на самом ответственном направлении сделали свое дело. Произведено необходимое количество К-облучателей, химических и биологических средств для диагностики и подавления ранней витафагии. Развернута глобальная сеть лечебных и диагностических центров. Запрещен широкий доступ к анестезирующим средствам. Но всем этим уже занимался не я, хотя мне и была оказана честь: я стал почетным членом комитета, руководившего всей кампанией. Почетным - потому, что уже давно не поднимаюсь с постели. Зато получаю самую свежую информацию, а время от времени с помощью средств телесвязи даже участвую в заседаниях комитета. Я много думал о сыне. Он вырос на моих глазах. Я с тревогой наблюдал за ним в возрасте, когда все мальчики неожиданно обнаруживают у родителей комплекс злокачественной некомпетентности. Я был счастлив, когда он, наконец, благополучно перешагнул через это, и особенно потом, когда он сам стал отцом. Однажды я спросил сына: - Что нового в институте времени? Как дела с Хроносвязью? - Как всегда, отец, - бодро ответил сынок, - продолжаем работать. По нашим расчетам контакта можно ждать уже в этом столетии. Мне стало весело: я все понял. - Скажи, парень, что это была за лаборатория, из которой твоего деда увезли в клинику? - Какая лаборатория? Это малый демонстрационный салон! Старик, я помню, заказал его на один день. А на вопрос о цели отделался шуткой: "Хочу немного вправить мозги одному эскулапу". Дед был шутник. - Это точно, - подтвердил я, не в силах сдержать улыбку. Кто-то теплый и нежный прижался к моей руке: пришел двухлетний человечек мой друг, мой внук. Я глядел на него и думал: "А все-таки здорово, что витафагии подставили ножку... Спасибо, отец!"