Читаем «…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972) полностью

В сюрреализме (недавно был на сонной выставке: — в старом такси «дремлет» кукла, на голове — чучело маленького крокодила, платье на ней — 1900-х годов, всюду — зеленый плющ, и сбоку, через трубку, выведенную вдоль всего автомобиля, льется вода, — в обыкновенный слив) — есть правда, поскольку подсознание и его жизнь во сне отвечают действительности (да, есть еще и сверхсознание, до которого сюрреализм не дошел и не дойдет). Но только так, как они оперируют, сочетая с подлинно-иррациональным и свое, очень ясное, очень нарочитое «сознательное» («epater»), мне кажется, трудно, если не невозможно бороться с фальшью. Я знаю сумасшедшего художника, бывшего ученого— этнографа к тому же. Он сидит в сумасшедшем доме и все время рисует акварелью на листах блокнота. Очень доволен своей судьбой и никуда не хочет уйти из сум<асшедшего> дома. У него изумительные тона красок, переходы полутонов и сочетаний. Перед Вами как бы «астральный мир» («цветные миры» Блока), по-своему очень красивые. Но удовлетвориться только ими в мире, где есть линии и формы, нельзя! Поэтому невероятно наскучило мне и (все продолжающееся, 50 лет!) разложение форм, которым заняты Picasso и К°. Посылаю Вам несколько образцов — скажите, хотели бы Вы иметь у себя в кабинете на стенах все это? Написал я новую статью о сюрреализме (для «Н<ового> р<усского> с<лова>»), там о 4 рисунках заболевшего шизофренией художника. Самое показательное то, что он приходит и к «абстрактному» рисунку, по мере развития своей болезни, но видит в нем сюжет, которого мы не видим, — совсем, как «абстрактный» (здоровый) художник на выставке, о котором я пишу. Никто не спорит, что элементы сюрреализма есть у многих великих писателей (Гофмана, Гоголя, По) — поскольку у всех нас есть под— сознанье и сверхсознанье. Я обвиняю сюрреалистов и беспредметников не за то, что они хотят сделать, а за то, что они делают, т. е. за неумение видеть в «астральном плане» ничего другого, кроме уродства. Уродливое — такая же законная тема искусства, разложение формы — тоже, но все-таки в мире и в человеке есть не это одно, и можно было бы, мне кажется, сделать, как Гофман, как Гоголь, из уродства и разложения — только часть «Носа» и т. д.

У нас владельцы бывших картинных галерей, фактически создающие художникам имя и «цену» (у них все к услугам — члены жюри, критики, теоретики искусства, газеты и журналы), сейчас не признают иной живописи, кроме новой, и даже для убранства домов все в том же духе. Иностранцы, особенно американцы, рабски следуют моде, но французы, голландцы и итальянцы уже начинают возмущаться — б. м., не далеко время, когда это «новое искусство» будет свергнуто с искусственно созданного ему пьедестала. Три силы: болезнь (меньшинство), наглая жадность (торговцы и художники-спекулянты) и снобизм мещан — вот три кита, на которых базируются золотые дела торговцев картинами. И тут хотелось бы не только «говорить», но и походить с Вами по Fbg St. Honore, на котором расположены главные галереи, побывать на выставках и посмотреть бесчисленные репродукции этих «мировых шедевров».

Кленовский опять вышел из берегов и отвечает — в самом грубом тоне. — Не люблю хамства и не хочу полемизировать по поводу личных выпадов. У меня есть его 1-я книга «След жизни» — с любезной надписью. Я написал о нем сухо; 2-й и 3-й книги от него уже не получил. Спрашивается, что бы он говорил обо мне как о критике, если бы я (пошлейший автор: «Полная сил, ароматная, нежная, яблоня в нашем саду расцвела»[176]… С. Яблоновский) превознес бы его до небес: «Большой поэт»? — Ах, люди, люди… Впрочем, и не такие еще виды пришлось мне видеть за долгую литературную жизнь в эмиграции, с 1926 г.

Желаю Вам полного успеха в 1957 году, — и да сохранит Вас Бог от всяких могущих быть внешних испытаний!

Ирина Николаевна шлет Вам приветствие с праздником Рождества Христова и Новым годом.

Ваш Ю. Терапиано


31


27. III.57


Дорогой Владимир Федорович,

Рад был узнать, что главные экзамены на докторскую степень уже пройдены Вами и остается только диссертация.

От всей души желаю Вам скорейшего окончания последнего «мытарства»!

Прошло много времени — и сейчас как-то уже совсем далеки от меня и рассуждения «о поэзии Заболоцкого», и «о сюрреализме». В «Дне поэзии» (большой сборник — 147 поэтов, 37 статей, 11 — о покойных, вместе с их стихами, в том числе и о Марине Цветаевой), кстати сказать, стихи Заболоцкого не очень блестящие.

Я писал о «Д<не> поэзии» в «Р<усской> мысли», хотя в газетной статье можно не много сказать о таком огромном сборнике. Там, между прочим, есть прекрасное стихотворение Пастернака:


Свеча горела на столе,Свеча горела…


Перейти на страницу:

Похожие книги

История Петербурга в преданиях и легендах
История Петербурга в преданиях и легендах

Перед вами история Санкт-Петербурга в том виде, как её отразил городской фольклор. История в каком-то смысле «параллельная» официальной. Конечно же в ней по-другому расставлены акценты. Иногда на первый план выдвинуты события не столь уж важные для судьбы города, но ярко запечатлевшиеся в сознании и памяти его жителей…Изложенные в книге легенды, предания и исторические анекдоты – неотъемлемая часть истории города на Неве. Истории собраны не только действительные, но и вымышленные. Более того, иногда из-за прихотливости повествования трудно даже понять, где проходит граница между исторической реальностью, легендой и авторской версией событий.Количество легенд и преданий, сохранённых в памяти петербуржцев, уже сегодня поражает воображение. Кажется, нет такого факта в истории города, который не нашёл бы отражения в фольклоре. А если учесть, что плотность событий, приходящихся на каждую календарную дату, в Петербурге продолжает оставаться невероятно высокой, то можно с уверенностью сказать, что параллельная история, которую пишет петербургский городской фольклор, будет продолжаться столь долго, сколь долго стоять на земле граду Петрову. Нам остаётся только внимательно вслушиваться в его голос, пристально всматриваться в его тексты и сосредоточенно вчитываться в его оценки и комментарии.

Наум Александрович Синдаловский

Литературоведение
Андрей Белый. Между мифом и судьбой
Андрей Белый. Между мифом и судьбой

В своей новой книге, посвященной мифотворчеству Андрея Белого, Моника Спивак исследует его автобиографические практики и стратегии, начиная с первого выступления на литературной сцене и заканчивая отчаянными попытками сохранить при советской власти жизнь, лицо и место в литературе. Автор показывает Белого в своих духовных взлетах и мелких слабостях, как великого писателя и вместе с тем как смешного, часто нелепого человека, как символиста, антропософа и мистика, как лидера кружка аргонавтов, идеолога альманаха «Скифы» и разработчика концепции журнала «Записки мечтателей».Особое внимание в монографии уделено взаимоотношениям писателя с современниками, как творческим (В. Я. Брюсов, К. А. Бальмонт и др.), так и личным (Иванов-Разумник, П. П. Перцов, Э. К. Метнер), а также конструированию посмертного образа Андрея Белого в произведениях М. И. Цветаевой и О. Э. Мандельштама. Моника Спивак вписывает творчество Белого в литературный и общественно-политический контекст, подробно анализирует основные мифологемы и язык московских символистов начала 1900‐х, а также представляет новый взгляд на историю последнего символистского издательства «Алконост» (1918–1923), в работе которого Белый принимал активное участие.Моника Спивак — доктор филологических наук, заведующая отделом «Литературное наследие» Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН, заведующая Мемориальной квартирой Андрея Белого (филиал Государственного музея им. А. С. Пушкина).

Моника Львовна Спивак

Литературоведение