В памяти и в сердце

После Ульяновска «монастырская» жизнь показалась мне диковатой, скучной. Впрочем, скучать особенно было некогда. Мы приехали всего на какие-то 3–4 месяца: свободного времени практически не было: от подъема до отбоя — в учебных классах. Готовили из нас командиров батарей самоходных пушек. Самоходная установка СУ-76 — новое, появившееся совсем недавно орудие. В бою оно в первых рядах. Сопровождает пехоту. Броня слабенькая. Верх открытый. Экипаж — четыре человека: командир установки (офицер), наводчик, механик-водитель и заряжающий. В батарее пять таких установок.

Итак, после окончания училища я получу батарею. В моем подчинении будет 20 человек. К ним присоединятся еще помощник по технической части, санитар и старшина. Осознав все это, я почувствовал себя счастливым. Артиллерия — не пехота: в ней все легче, проще, а главное, безопаснее. У пехотинца нет никакой защиты, а тут как-никак броня. Ни одна пуля, ни один осколок снаряда, какой бы он ни был, самоходчикам не страшен: броня всегда их защитит. Как бывший пехотинец я радовался еще и тому, что пешком мне больше не ходить, не глотать дорожную пыль, не набивать на ногах мозоли, не таскать на себе винтовку и вещмешок... Самоходчик по сравнению с пехотинцем — баловень судьбы. Самоходка — машина быстроходная: по скорости она не уступает легковой автомашине. И проходимость у нее отличная: она пройдет по любой грязи, по болоту. Ее ничто не остановит: ни крутая гора, ни овраг, ни лес, она все преодолеет, везде пройдет. Не даст убежать она и противнику, настигнет его своими гусеницами.

Изучать столь грозную технику было приятно. Тем более что устройство ее несложное. За четыре месяца, как запланировано, мы ее, конечно, изучим. Узнаем, как вести батарею в бой, как ею командовать. Все узнаем.

Подходил к концу 1943 год, он принес нашей армии немало побед. После разгрома немцев у стен Сталинграда началось массовое изгнание их с нашей территории. Победоносно закончилось Орловско-Курское сражение, и 5 августа Москва впервые салютовала нашим доблестным войскам. В газетах и приказах засверкали имена генералов, командующих фронтами — Жукова, Василевского, Ватутина, Конева... Но конца войны все равно еще не было видно. Немцы, отступая, оказывали отчаянное сопротивление. И мы в своем тыловом училище хорошо понимали: без нас войну не закончат, нам предстоит еще сразиться с противником, причем еще на нашей территории. В перерывах между занятиями многие любили помечтать, где бы им на своих самоходках хотелось воевать. Желания были разные: одни мечтали поехать на юг, другие — на север, ближе к Ленинграду. Я не участвовал в этих разговорах, уходил от них. Считал: что ни говори, что ни планируй, по-твоему все равно не будет. Так оно и получилось. Кто бы мог предположить, что из Долматова мы поедем не на фронт, не в часть, а... в город Балашов Саратовской области...

Уезжали из Долматова в знаменательный день, 1 мая 1944 года. Было тепло, солнечно. Поезд запаздывал, и нам пришлось его ждать довольно долго. Более двух часов мы прогуливались по платформе. Правда, не скучали. Шутили, смеялись, пели песни. Наконец с грохотом подошел товарняк. Мы вскочили в вагоны. Паровоз дал свисток, и снова дорога. И дорога дальняя. Опять сухой паек, жесткие дощатые нары... Не было только печки-буржуйки. Хотя по ночам было довольно холодно, и о печке многие вспоминали.

Уральские горы проезжали днем. Я с любопытством смотрел на их сглаженные вершины, на густые леса. Все было ново, красиво, и я, естественно, не отходил от дверного проема. Однако не все восхищались так же, как и я. Бирюков бросил взгляд на промчавшиеся за дверью голые скалы и не без удовольствия сказал:

— Хорошо, что на нашем пути на запад не будет таких гор: для самоходок они неприступны.

Не все с Бирюковым согласились. В вагоне нашлись участники боев на Кавказе. Николай Чурсин, например, был там политруком роты и видел, как наши танки преодолевали горные хребты и ущелья. Я с интересом слушал спор и не мог тогда подумать, что и мне придется воевать в горах. Причем не менее крутых, чем уральские. Это были Карпаты. Но о них я расскажу позже. А сейчас, по дороге в Балашов, поговорив о горах, мы вспомнили Ульяновское танковое училище. Кто-то сказал, что вот, мол, мы кончили учебу и скоро будем на фронте... А те, что остались там, долго еще будут околачиваться в тылу. Его перебил старший лейтенант Корогод. Он с кем-то из ульяновцев переписывался и сейчас сообщил совершенно неожиданную новость:

— Те, что остались в Ульяновске, давно уже воюют!

— Как? А Овчинников?

— И Овчинников на фронте.

— Выходит, прогадал он?

— И здорово! Мы только еще едем, а он, может, давно убит...

Все притихли, задумались. Да, от судьбы, как видно, не уйдешь, от смерти, если она тебе предписана, не спрячешься.