В памяти и в сердце

В дороге мы пробыли почти неделю. Ох, и долгой же она нам показалась! Наконец прибыли в город Балашов. Майский солнечный день. В городе шумно. Улицы полны народу. После Долматовского монастыря мы жадно всматриваемся в гражданские лица... Позже, поселившись в казарме, мы могли свободно разгуливать по городу. А ведь все мы молоды, все истосковались по девушкам. А в Балашове их так много. В первый же вечер на танцплощадке я познакомился с блондинкой. Одета скромно, но лицо доброе, красивое. Мы долго ходили с ней по улицам города. Разговаривали. Я ей рассказывал о войне, она о жизни в тылу. Нам обоим было интересно. О, сколько же времени прошло с тех пор. как я совсем не слышал девичьего голоса. И вдруг... Вдруг рядом со мной — пухленькая, сероглазая девушка. Нежный, как у жаворонка, голос. Я слышу его, слышу и радуюсь. Звали девушку Кирой. Кирой Шайторовой.

Каждая встреча с ней была праздником.

...Вечер предвыходного дня. Тепло. На улице от скопления народа тесно. Всюду слышится говор, веселый смех. Мы с Кирой идем к Дому культуры. Кира, как всегда, оживленна. Что-то мне рассказывает. Я слушаю, и вдруг в репродукторе, висящем на столбе, раздается голос диктора Левитана: «Сегодня в двадцать один час будет передано важное сообщение». Голос волевой, торжественный, мы уже привыкли к нему: весь этот год он сообщает о наших победах, об освобождении от фашистов крупных советских городов. Вот и сегодня он огласит приказ верховного главнокомандующего. В Москве будет салют. Какая же это радость. Какой подъем духа!

Лицо у Киры озарилось улыбкой. Мы остановились у столба и стали ждать. Крутом народ, все смотрят на колокол репродуктора. И вот голос Левитана: «Приказ верховного главнокомандующего. Командующему 4-м Украинским фронтом генерал-полковнику Петрову...» На этот раз сообщалось, что 12 мая войска 4-го Украинского фронта полностью освободили здравницу Советского Союза — Крым. Среди воинских частей, отличившихся при освобождении Крыма, был назван и самоходный полк № 875. Говорю Кире:

— Слышишь? И самоходчики отличились!

Она радостно кивает. И с этого вечера жадно слушает все, что я ей рассказываю о самоходчиках. Ее интересует многое. Бывают ли среди самоходчиков жертвы? Ведь они, как и танкисты, прикрыты от вражеских пуль броней. Я объяснил ей, что броня спасает не всегда, что в бою гибнут не только пехотинцы, но и танкисты и самоходчики. Пусть я еще не воевал на самоходке, от других уже знал, что смерть у танкистов и самоходчиков часто бывает ужасной. Подбитые танки и самоходки горят. Да так сильно и быстро, что самоходчик, особенно если он ранен, не успевает выскочить и сгорает заживо.

Кира выслушала все это, лицо ее побледнело, в глазах появился испуг. И я пожалел, что ударился в такие подробности. Какое-то время мы шли молча. Наконец Кира спросила:

— А ты когда поедешь на фронт? Скоро?

— О, нет, Кира, я буду здесь долго. Встреч у нас с тобой будет еще много-много! — заверил я, не подозревая, что говорю неправду. Кира повеселела, и вечер прошел у нас хорошо. Я проводил ее до дома, мы договорились, что завтра встретимся на том же месте, у танцплощадки, где встречались все эти дни.

* * *

В Балашове мы пробыли более двух недель. Это в годы-то войны! Наконец пришел и наш черед. Прошел слух, что отправлять нас будут в два города: в Горький и в Киров. Там мы получим самоходки, экипажи к ним и — на фронт. Желания офицеров разделились: одним хочется в Киров, другим — в Горький. Старший лейтенант Кучинский агитирует ехать в Киров: там самоходки делают с часами. Для некоторых эта деталь оказалась решающей. Я же свой родной город ни на какие часы менять не стал. Когда спросили, куда я желаю ехать, я ответил: «Только в Горький!»

В тот же день мы оставили Балашов. Я в восторге: еду на родину! За время войны это вторая такая поездка. К сожалению, в первый свой приезд, в апреле 1942 года, я не смог увидеться с матерью, помешали бездорожье, распутица. Но на этот раз, когда на улице такая теплынь и скоро Троицын день, встретиться с мамой, надеюсь, ничто мне не помешает. Если она не сможет приехать в Горький, то я сам улучу момент и в Ямных Березниках обязательно буду. Эта мысль согревала меня всю дорогу от Балашова до Горького. Едем пассажирским поездом. Вагон третьего класса. Тесно, душно. Всматриваюсь в лица моих спутников: у большинства они оживленные, светлые. Говорят о нас, воинах, о Красной армии. Бьет она немцев на всех фронтах, гонит их с советской земли. Что ни день, то один или два освобожденных города... Прислушиваюсь к этим бодрящим разговорам, и путь в переполненном вагоне кажется короче.

Гражданские расспрашивают нас о войне, мы расспрашиваем их о нелегкой жизни тыла. И так незаметно коротаем время.

В Горьком прямо с вокзала едем на автозавод и тут узнаем, что самоходки давно нас ждут. Ждут нас и на фронте. Стало быть, быстрей принимай технику, грузись на станции. И в путь-дорогу на фронт!