В памяти и в сердце

Что ж, двигаться так двигаться. Заревели моторы самоходок. Оставив дорогу, забитую пехотой, повозками, санитарными машинами, выезжаем на обочину и, разбрасывая гусеницами грязь, мчимся вперед. Вскоре опять выезжаем на дорогу. Тут она свободна, ехать по ней — одно удовольствие. Я стою во весь рост, смотрю вперед. Рядом со мной весь экипаж самоходки. Лента дороги змейкой извивается между гор. Ни подъема, ни спуска. Оглянулся назад: вижу все три батареи. Все мчатся за нами. А впереди — большое село Чинойдиново. Широкая, прямая улица. И глазам не верится: она вся заполнена людьми. Мужчины, женщины, дети высыпали из своих домов, стоят на тротуарах. Смотрят на нас с любопытством, на многих лицах — улыбки. Приветствуют нас взмахами рук. Я еду на первой машине, Ивану Емцу сказал, чтобы он сбавил скорость. На приветствия отвечаем возгласами, улыбками. Вот от толпы отделилась девушка-подросток. Она стремительно бежит к нашей машине, в руках у нее букет цветов. Иван Емец, по-видимому, ее тоже заметил и еще сбавил скорость. Девушка поравнялась с нами, тянет руку, чтобы вручить нам букет. Миша Прокофьев ловко подхватил букет, мы все благодарно помахали девушке. А она застыла на месте и, сколько можно было видеть, все смотрела нам вслед. Приятно было сознавать, что люди встречают нас как освободителей.

Следующим за Чинойдиновом было Мукачево — большой промышленный город Закарпатья. Но с ходу въехать в него нам не удалось: мост через реку Латорицу был взорван. До города рукой подать, у самоходчиков — небывалый наступательный порыв, а тут стой и жди. Вскоре к берегу Латорицы подбежали командиры, среди них вижу и нашего Ольховенко, а рядом с ним — замполита Г. Полякова. Подошли пехотинцы. Они, цепляясь за арматуру моста, по его руинам перебираются на другой берег реки. Слышатся крики, шум, смех. Ольховенко с Поляковым заняты поисками брода, суетливо бегают по берегу. На глаза им попался заряжающий из батареи Бирюкова Ковалев Женя. Ольховенко заставил его лезть в воду, и тот, не раздеваясь, полез. Вода была ему почти по пояс. Осторожно ступая, он направился к противоположному берегу. Мы все не отрываясь смотрели на него. Николай Хвостишков пристал ко мне: «Разреши! Я сейчас первый форсирую. Подумаешь, какая глубина!» Но я побоялся, что он завязнет в реке. Мотор захлебнется, заглохнет, попробуй тогда вытащить машину. Не торопились подавать команду и Ольховенко с Поляковым. А время идет. Многие пехотинцы уже перебрались на ту сторону, и в городе слышится ружейная стрельба. Самоходчики нервничают. И тут вдруг на берегу появляется командир машины Л. Кармазин. Глаза шальные, лезут на лоб. «Что встали? — кричит вгорячах. — Почему не едем?» Все молчат, смущенно переглядываются.

— А, в душу мать! — выругался Кармазин. — Сейчас на том берегу буду!

Он мигом подогнал свою самоходку к берегу и с ходу спустился к воде. И вот машина медленно поползла по дну реки. Экипаж ее в боевом отделении, а командир внимательно смотрит вперед, одновременно отдавая приказания механику-водителю. А вода все глубже, она обступает самоходку, бурлит. Вот уже гусениц не видно, но самоходка уверенно движется к противоположному берегу. Ольховенко и Поляков, забыв о Ковалеве, переключились на машину Кармазина. Ждут, чем дело кончится. А Кармазин продолжает инструктировать водителя. И вот самоходка на том берегу. Раздаются возгласы: «Молодец, Лешка! Герой!» Фирс Бирюлин кричал громче всех.