В Париж на поминки

Фуад протянул мне второй бокал и приложил палец к губам:

- Не кричи, всю рыбу распугаешь.

Мы молча продолжили дегустацию розового вина.

Поговорив о роскошных лимузинах, премьерах Парижского мотор-шоу, мы вернулись к незаконченному разговору о Вильсоне, из-за которого мы обошли полгорода. Фуад предположил, что раз он такой заслуженный человек, наверное, его портрет должен быть на долларе. Высыпали все наличные от одного до стодолларовых купюр на стол, так нет его нигде, и Фуад сделал вывод “он что-то сделал именно этим французам”. Мы с этим согласились и, допив второй бокал, двинулись дальше, тихо напевая. Так, незаметно очутились перед домом № 12 по улице Вильсон. Дом стоял на пересечении улиц: десятиэтажный с большими широкими балконами вдоль всего фасада. Мы осмотрелись, улица была довольно оживлённая, через дорогу на углу был такой же дом с белыми балконами по всему фасаду, слева к нашему дому примыкало стеклянное здание, по назначению явно административное. Надо было понять, где вход в этот дом, и в это время над нами сверху послышался голос. Нас звали на родном азербайджанском языке. С балкона махали рукой и показывали, что надо пройти вперёд и свернуть во двор. У подъезда нас ждала консьержка, которая и проводила до лифта. Поблагодарив старушку, мы сели в лифт, она нажала на кнопку четыре и через секунду мы оказались на пятом этаже. Лифт - полная противоположность подъёмнику в отеле и в доме у Николь, можно сказать, мы практически не слышали звука вибрации. Перед лифтом нас ждала с руками, раскрытыми для объятий Рафига, младшая сестра Сафуры. Проведя в квартиру, рассадив нас по креслам и рассмотрев нас, спросила:

- Как на родине? Если бы вы знали, как я скучаю по всем! Стойте, я вам чай принесу, - и побежала, как мы поняли, на кухню. - Не рассказывайте пока, я сейчас иду.

Запахло крепким душистым чаем. Большой поднос она поставила на стол и пригласила нас:

-Давайте сядем здесь, а то в кресле неудобно пить. Так ты здесь, ты здесь, а я сяду между вами,- и начала нас разглядывать, поворачиваясь то вправо, то влево. - Нет, я лучше сяду напротив, так вас лучше будет видно, а вы пейте чай. Аслан ждал вас, но его вызвали. Не беспокойтесь, с минуты на минуту будет. Я приготовила дюшбаря и хингал. Он даже есть не стал без вас.

На столе было всё, что положено по нашим обычаям и, конечно же, варенье нескольких видов. Чаепитье и разговоры продолжались, пока не пришёл Аслан. Без него мы решили не говорить на эту щепетильную тему.

Он влетел в комнату, обнял нас своим мощным телом и повесил пиджак на спинку стула.

- Извините, не дождался вас. Дела, сами знаете, и как всегда именно в тот момент, когда приехали такие гости с родины. Давайте перейдём в зал. Рафа, скажи, чтобы там накрыли.

Мы прошествовали в неприлично огромную гостиную, чуть уступавшую по размеру залу ожидания крупного аэропорта, застланную большим ковром ручной работы. Стены были увешены картинами художников прошлого и позапрошлого веков. По взгляду Фуада я понял, что картины, вернее всего, подлинники и представляют музейную ценность. Пока мы оглядывали зал, Аслан прошёл вперёд и уже сидя в кресле, способном выдержать его вес и вместить расплывшуюся тушу, начал давать поручения прислуге. В одно мгновение стол был накрыт и обед подан. За столом, как заведено, говорили о чём угодно, но не о деле, по которому мы приехали. Непринуждённой я бы обстановку не назвал и, безусловно, предстоящий разговор создавал напряжённость за столом. Ему было известно, что мы пришли не просто так, а по делу. Аслан на правах хозяина как-то попытался вовлечь нас в беседу, посетовал на тяжёлую жизнь в Париже. Налоговая инспекция как голодный волк, готова обобрать любого до последнего франка. Особенно тяжело приходится в Париже иностранцам. Всё дорожает, и не знаешь, что будет завтра. Ещё это евро ввели непонятно зачем. Он в жизни сюда не переехал бы, если бы не бардак в девяностые. В России легко можно было оказаться если не на кладбище, то за решёткой.

Затем наступила тишина, которую прервал Фуад, спросив не к месту:

- Я прошу прощения, Аслан, вы читали произведения французского романиста Оноре де Бальзака?

Аслан вздрогнул и удивлёно посмотрел на нас:

- К сожалению, нет, но слышал, что большим кулинаром был. Говорят несчастный умер через пять месяцев после свадьбы, — покачал головой, пару раз глубоко вздохнул и кивнув в сторону кухни, добавил. — Женщина - это страшная сила.

Мы с Фуадом переглянулись и одобрительно закивали.