В партизанах

Добре. Тут подходят, посчитали это: “Айн, цвай, драй, фир, зекс.”

Тут девки едут. Коровы мычат. Кажется, встал бы и пошел, если б только не трогали. Они отступали это уже. Немцы. На Усохи ехали. И полицаи с ними. Коровы мычат, девчата поют вовсю. А что за девчата, откуда же я могу знать? Я лежу. Я только услыхал, что земля - дух-дух-дух, дак я пробовал вставать. Мать не вставала. Я встану, только слышу: земля - дух-дух-дух.

Я говорю:

- Мамочка, идут уже опять!

Я все страху нагонял ей. И сам боялся. Я расскажу вам еще одно. Это я пропустил. Подходит до землянки этой, где убитые, говорит:

- Тут мины наведены.

А мне, малому, думалось, что это они еще и мины при этом навели. Я слышу. Какое ж тут расстояние? Я глядеть только не могу: не пошевелюсь никак. Это немцы не заходили, ушли. Сейчас приходят два немца еще. Люди побиты, гранатами. Все. А они там что-то - ляп-ляп чем-то. Железки. И сами с собой: “Гер-гер, гер-гер.” А дыхание-то мы не сдержим! Я лежу так вот носом в землю, а мать немножко боком лежала. Где ж тут сдержишь дыхание! Они задержались как-то долго. “Ляп-ляп-ляп!..” Мать возьми да чихнула. И один услыхал.

- Что-то дышит!.. - то по-немецки говорили, а то - по-русски: - Что-то дышит!

Другой чем-то, я не знаю, железо какое взял или палку, и засекли, в каком месте кто-то дохнул.

Мать эту катают. Ну, я за матерью вот так вот шевельнулся.

А другой говорит:

- Е.т.м., кто тут может дышать? Смотри - руки, ноги валяются, кто тут может дышать?..

Они то по-немецки, то по-русски говорили.

Добре. Я это слышал, малыш, лежу. Сейчас же они шмыг отсюда и ушли. Страшно им стало, что ли?..

Тихо стало. Все. Забегут, поглядят. Те, что ехали позже. Возчики это, что ли?

Лежим мы. Стало вечереть. Это к обеду было, когда нас оттуда, с места, взяли. Стало вечереть. Они, наверно, пост оставили в Буденичах, пулеметчика или двоих. Ну, и несколько партизан нарвалось на этот пост. Они тоже тогда, хлопцы эти, шли насмело и нарвались. Завязалась драка. Такая драка, что эти самые немцы - все оттуда начали в Буденичи садить.

А мы лежим. Все боялись это. Мама моя уже тут опомнилась. Говорит:

- Сынок, вылазь!..

А они опомнились, стали из пушек бить, из Усох или из Икан там.

Как попадет снаряд, сынок, дак и убьет нас. А у меня в памяти другое:

- Мамочка, они ж мины навели!

Я уж слыхал, как они говорили. Я ж не разбирался, что это за мины такие и как их наводят. Говорю:

- Мамочка, они - мины. Я взорвусь.

А она:

- Лезь, сынок, снарядом попадет - то и убьет.

Ну, я и вылез. По этим людям - граб, граб, граб - и перелез. Стал у косячка и гляжу, а немцы эти бегут. “Гер-гер-гер.” Сюда это. Уже темновато. Фонарь вот такой повесят, ракету - видно, хоть ты считай. А я у косячка спрятался, у землянки, и стою. И говорю:

- Мамочка, скорей! Мамочка, скорей!..

Ну, мамочка постарше, разлежалась. “Поднимусь, - говорила потом, -и повалюсь, поднимусь и повалюсь.” И мокрая. Мы ж мокрые от дождя. Потом расшевелилась.

Как только она вылезла - дак я и побежал. Просто ни страху никакого. Где ж тут - уже утекаешь да будешь бояться? Побежал и как раз попал в жито. Метрах в двадцати. В полоску жита. В жите я уже жду.

- Мамка, скорей! Мамка, скорей!

А она ползет да ползет. Я пожду ее и дальше. А она меня и догонит. Выскочили мы опять на этот луг. Выбежали на пойму - видно: ракету эту повесят. А пулеметы режут, автоматы!..

Она говорит:

- Убьют.

Я говорю:

- Все равно уже, побегу я. Если ж меня убьют, дак ты сиди тут!..

Я и побежал, как клубок покатился через эту пойму. Добежал до лесу. И уже тревожусь, боюсь. Как раз попали мы на это место, откуда нас брали. И почему как раз сюда пошли?.. Пождал я мать, прибежала мать. Постилки, все раскидано. Нашла она тут, на этом месте, круглый котелок, сухарей, може, пять нашла, и соли такую вот торбочку. У кого-то осталась. Она взяла. А я все пищу:

- Мамочка, быстрей! Мамочка, быстрей!

Из страху такого вырвавшись.

Добре. Куда ж нам идти?.. Лес чужой, а ночь уже настала, темно. Метров, може, пятьдесят, а може, больше мы прошли. А потом легли и спали вот так.

Еще ночью, как мы шли, дак крот бугорок нароет, а мне уже казалось, что это - мины. Говорю:

- Мамочка, мина!

Мы обойдем его, этот бугорок. А потом легли под елочкой. Просыпаемся, уже обед - столько мы спали. Добре. Я уже стал говорить:

- Мама, есть хочу!

Дак она мне - сухарь. Я его немножко похрупаю. А куда идти - не знаем, куда идти. В лес, чтоб только в лес, чтоб на край не попасть нигде.

Вот прошли мы. А тут партизаны. Подходим.

- Откуда вы? - говорит.

Дак я уже говорю: так и так, от немцев утекли.

Они нам влили крупени немножечко, такая вот, сечка. Мы уже совсем другие люди стали: мы уже горячего попробовали. И зашли мы на Горелый Остров.

А потом и армия наша скоро пришла.

Ходили мы с мамой и плакали. Там, где убитые, в Буденичах. Сказали нам, что и брат мой убит.»

Княжеводцы

23 июля - годовщина трагедии деревни Княжеводцы, в Мостовском районе Гродненской области.