В паутине иллюзий

Она смотрела только на Улицкую. Принять, что та – родной ей человек, не могла. Нет! Не может эта убийца быть ба-буш-кой! Бабушка – это… в детском доме все почему-то тут же говорили о пирожках, блинчиках и сладком чае. Так рассказывали те, кто помнил еще тепло ее дома. А она, Нюша, сглатывала слюну, хотя знать не знала ничего о домашней выпечке. Образ старушки в платочке ею был взят из иллюстраций к стихам Пушкина. Такой добрый взгляд был у его няни Арины Родионовны.

Эта старуха смотрела на нее всегда со злобой. Нет! Не тянет она на бабушку! Нюша покосилась на доктора – испуг сменился удивлением.

– Нюша, что это? – Голос «отца» прозвучал над самым Нюшиным ухом. Он подошел слишком близко, Нюша никому не позволяла вот так вторгаться в ее личное пространство, даже если ты… отец! Она дернулась в сторону.

– Это? Картина Марго. Я так понимаю, та, что вы искали? Но теперь она вам зачем? – Нюша спрятала руку с рисунком за спину.

– Ты все слышала?

– Да, все! Так езжайте в студию, копайтесь, разрешаю! Что найдете – будет ваше. А мне пора в школу. Внизу меня ждет машина с охраной! – Нюша обвела всех троих презрительным взглядом. – Пока, родственнички! Не бойтесь, никому рассказывать о вас не стану – лучше сиротой быть, чем родней таким… уродам!

Ее никто не остановил. Она сбросила тапки, сунула ноги в кроссовки, вышла, хлопнув напоследок дверью. Когда села в машину, ее колотила крупная дрожь…

* * *

Гордей Прохоров, начальник охраны школы Агнессы Бауман, смотрел на девочку с жалостью. За много лет службы он так и не привык относиться к этим маленьким птахам, в их годы хлебнувшим жизни по самую макушку, равнодушно. В каждой новой воспитаннице школы он видел несчастного, чаще всего лишенного ласки и любви родителей ребенка. Ощетинившегося против всего мира, одиноко барахтающегося в самой его грязи.

Эта девочка была другой. Ее не нужно было лечить от алкоголизма и дурных болезней, кодировать от наркотиков, учить русскому языку без мата. Но то, что она сейчас пережила, он знал. Еще утром они вдвоем с Анной Сергеевной пытались убедить Ядвигу в жестокости задуманного ею. Ядвига знала, что произойдет, когда Нюша поедет за этой картиной ее приемной матери. Знала о том, какие потрясения придется пережить девочке. И настаивала на поездке.

Гордей и Анна Сергеевна были против. «Если не дать Нюше пережить все разом, она будет мучиться всю жизнь, постепенно узнавая подробности истории своего рождения. Это все равно что рубить кошке хвост по частям!» – убеждала их Ядвига. «Все с ней будет в порядке, Гордей Иванович, физически она не пострадает, – добавила уже ему лично. – Но вы должны ждать ее в машине!»

Первой сдалась Анна Сергеевна…

– Нюша, поедем? На, водички попей. Успокойся. Теперь все будет у тебя хорошо, девочка.

– Вы все знали, да? Знали, что так будет – Ядвига предупредила?

– Да. Так было нужно для тебя.

– Ну, ладно… Жила… без родственников! Проживу и дальше. Вот, картину забрала. – Она стянула резинку, развернула лист, нахмурилась. – Что это?

Гордей посмотрел на неброскую карандашную подпись внизу листа, которым была обернута картина.

– Пикассо? Я правильно прочел? – Он непонимающе посмотрел на девочку.

– Вот он! Тот рисунок, который так искал отец! Ну, тот мужик, кто… – Нюша засмеялась.

Гордей с состраданием смотрел на хохочущую во весь голос девочку и понимал, что еще немного, и та заплачет. И он будет сидеть с ней в машине до тех пор, пока не промокнет рукав его куртки, куда она уткнулась, уже всхлипывая. И будет гладить ее по рыжим волосам, приговаривая ласковые слова. Она их не услышит, он знал по опыту, но позже, вытирая остатки слез его носовым платком, бросит на него благодарный взгляд. И тогда он улыбнется, заведет двигатель, и они поедут прочь от этого места. И привезет он в лесную школу уже спокойного улыбающегося ребенка, сбросившего с себя непосильный груз тайны своего рождения.

Октябрь 2018