– Давай, Павел, я на омёте буду сено принимать, а вы с Колей и Андреем кидайте вилами наверх, – мыслями всё ещё находясь в прошлом, с грустью предложила Мария Васильевна. И они принялись за дело.
Коля, коренастый, сильный, несмотря на юный возраст, давно приученный к тяжёлому сельскому труду, на удивление ловко и умело вонзал навильник в сваленное с машины сено и кидал наверх, ни на йоту не уступая взрослому Павлу. Андрею, худощавому и жидковатому по сравнению со сверстником, было далеко до Коли. Активные движения смели уныние женщины, в которое она впала было, и она, счастливая, что им помогает сам Павел с сыном, изредка роняя весёлый смех, продолжала аккуратно укладывать пласт за пластом подаваемое сено. Между делом Мария бросала короткие взгляды на Павла – ей было приятно поглядывать на предмет своего обожания. Незаметно осилили омёт. Четырёхугольной формы, продолговатый, с двухскатной вершиной, он возвышался под синим безоблачным небом как величественный исполин.
– Омёт получился что надо! – восхитился Павел, когда завершили его. Это было довольно непростым делом для него, далёкого от сельских занятий человека. – Маша, где ты так сноровисто наловчилась управляться с этим далеко не женским делом?
– Жизнь научила! – улыбнулась та наверху. – И в косьбе набила руку, и омёты складывать, вершить поднаторела.
– Папа, мы съездим на велосипедах на пруд, искупаемся? – встряхивая с себя сенную труху, попросил разрешения Андрей. Тот согласно кивнул.
– Баня готова, там мойтесь, – предложила Мария Васильевна, поправляя взмокшие от пота волосы.
– Нет, в баню мы вечером, перед дискотекой в клубе сходим, – возразил Коля и, схватив руль стоявшего в сарае спортивного велосипеда, устремился вслед за Андреем, который убежал к себе во двор за двухколёсным другом.
– Ну, слезай, вершительница омёта, – улыбнулся мужчина, протягивая руки к ней.
Та кинула вилы на землю, и, придерживая полы лёгкого цветастого сарафанчика между коленями, скользнула вниз. Павел, поймав её на лету, поставил на ноги и вдруг, задохнувшись от жара эмоций, плеснувших в голову, притянул к себе, крепко обнял за плечи. Женщина слабо, чуть заметно оттолкнула его от себя, и он, чуткий к этому движению, придерживая за хрупкие плечи, слегка отодвинулся от неё и близко-близко увидел ярко-синие, как небо, глаза, в которых затаились испуг, смятение и растерянность. Разумеется, Мария надеялась на подобную с его стороны инициативу и ждала ее, тем не менее, его объятия стали для неё полной неожиданностью. Библиотекарь давно питала к Алёшину непреодолимые, глубокие чувства. И это не было подобием юношеской влюблённости, которое она испытывала когда-то к Василию, будущему мужу, и, ошибочно приняв за любовь, ответила «да» на его предложение руки и сердца. Позже придёт озарение, что выбрала в спутники жизни, в общем-то, чужого, эгоистичного и, главное, инфантильного и явно не доброго человека, рядом с которым чувствует себя одинокой и беззащитной; кроме того, недалёкий муж далёк от её духовных потребностей – душевную пустоту тот восполняет винопитием. Как, наверно, счастливы те женщины, чьи мужья трезвенники, без напоминания занимаются детьми, хозяйственными делами, заслоняют слабых половин от трудностей и жизненных невзгод, что придаёт тем чувство надёжности и уверенности.
Судьба подкидывает Марии шанс изменить семейную жизнь – почему бы не воспользоваться им? Об этом свидетельствуют объятия хорошего, надёжного и порядочного мужчины, но почему так тревожно и тоскливо вдруг стало в груди? Сердце колотилось и словно огнём палило и припекало, болело, давило и рвало на куски. Хотелось рыдать, плакать и кричать от горечи. Видно, это не кончится добром для неё, и подсознание, наперёд зная о чём-то таком, что она даже не предполагает, сигнализирует смутой в душе и беспокойством. Небольшая аккуратная грудь Марии бурно вздымалась, сердце билось неровно и неуёмно.
Они никогда не делились с Павлом о своих переживаниях, лишь глаза, устремлённые друг к другу, говорили выразительнее слов о подлинных чувствах. Алёшин понимал, что нравится ей, однако почему она с такой непонятной реакцией восприняла его пылкую ласку? Считает, что она, замужняя особа, не имеет право на эту долгожданную радость и взаимность? Словно подтверждая его мысли, в потемневших синих глазах Марии появилось выражение тонкой грусти и неизбывной печали. Жалость и боль за любимую женщину захлестнули Павла.
– Машенька, милая, не отталкивай меня! – в экстазе прошептал он и жарко припал к её губам – что он, мужчина, мог ещё предложить той в момент вспыхнувшей страсти? Мария, несмотря на сковывающие её условности, была благодарна за чувственный напор Павла и, сама не меньше его желавшая томно-страстных ласк, вся вспыхнув, в ответном порыве, наконец-то, обвила руками крепкую шею Алёшина. Затем неожиданно для себя потянула его в дышавшую жаром баню.