Впрочем, вначале у них ничего не получалось, хотя Людвиг Иванович повыбрал из карманов все, что там было лишнего. Дядя Люда швырял какую-нибудь вещь, пробегавший муравей подхватывал ее и отправлял в ротовую сумку, которая служит у них, как верно заметила бабушка Тихая, чем-то вроде мусорного ведра, тут же дядя Люда кидал сплетенное из паутины лассо, но, увы, бросок пропадал впустую. Муравьи носились как сумасшедшие. Нюня так и сказала, поглядев на них:
- Что ли, они с ума посходили?
Делали муравьи все то же, что и прежде: тащили кто еду, кто мусор, кто муравьиные яички, но если раньше они казались автомобилями, то теперь были прямо-таки как ракеты. Останавливались буквально на секунду, быстро ощупывали друг друга усиками, кормили друг друга, подхватывали мусор и убегали. Убегали прежде, чем дядя Люда успевал набросить лассо. Даже чистились они теперь ужасно быстро и тут же срывались с места. Да и стало муравьев словно бы вдвое-втрое больше.
- Что ли, они с ума посходили? - повторила жалобно Нюня.
- Да нет, - сказал, подумав, дядя Люда. - Просто, наверное, времени уже многовато, утро в разгаре, а чем ближе день, тем быстрее бегают и работают муравьи.
Людвиг Иванович передохнул и снова взялся за лассо. На этот раз ему повезло. Паутинная веревка натянулась, и Людвиг Иванович не выпуская ее, упираясь ногами и чуть не падая, помчался за муравьем.
- За мной! - крикнул он, задыхаясь от быстрого бега.
Нюня бросилась следом, а Тихая, приложив ладонь козырьком к глазах, осталась на месте.
- Ишь раскомандовался: за мной, за мной! Сам-то как раскорячился - сейчас шибанется. Ну вот, так-то лучше - башка хоть цела осталася.
Дело в том, что муравей, не сбавляя бега, перекусил веревку, и дядя Люда шлепнулся. Немного сконфуженные, они с Нюней вернулись к невозмутимой бабушке Тихой.
- Может, ты своего Фефешку упросишь? - сказал Людвиг Иванович Нюне.
Но и Фефе, видимо, впал в производственную горячку и появился только раз и сразу же куда-то удрал. Нюня даже огорчилась.
- Все же собаки умнее, - промолвила она грустно. - Еще и часа, наверное, не прошло, а Фефешка меня уже совсем забыл.
- В нашей с тобой жизни - час, а в муравьиной, знаешь, сколько времени прошло? Они за это время пробежали и наработали столько, что мы прожили час, а они - может, даже месяц.
- Но ведь на часах только час прошел?
- На наших с тобой. Да и у нас, видимо, время идет быстрее, с тех пор как мы стали такими маленькими.
Нюня задумалась о часах. Она представила себе большие-большие часы, такие, как Земля, и стрелки на них такие, как целая Африка, например, и пока эта стрелка с места сдвинется, на крохотных микробных часах стрелки уже тысячу раз пробежали по кругу.
Людвиг Иванович тоже о чем-то думал, но, видимо, о другом, потому что, когда голова у Нюни уже закружилась от всех этих огромных и крохотных стрелок, он сказал, вздохнув:
- Ничего не поделаешь, придется притвориться мертвыми.
Труднее всего оказалось уговорить Тихую - она ни в какую не хотела.
- Ни за какие конхветы! И так скоро помру, потерпите!
- Ну что ж, оставайтесь здесь, а нам надо спасать Бабоныку и отыскивать Фиму, - сказал непреклонно Людвиг Иванович.
- Оставайтесь здесь, - подхватила Нюня, - а великаньих конфет мы вам не дадим, если вы такая нехорошая, вот! А помирать вас никто не просит, только притвориться, так вам и то жалко! Оставайтесь здесь, а я, как стану снова большая, все ваше варенье съем, так и знайте!
- А я тебе уши надеру! - рассердилась Тихая. - Замолчи сейчас - от горшка два вершка, а ругается, как тетка моя ругалась, тебе не слухаю, и все тут! Командуй, Лютик Иваныч, чего делать. Ты все ж мужик.
Так началась главная часть их операции.
Очень трудно притворяться мертвым, когда муравей начинает с головы до ног, до самых пяток щекотно ощупывать тебя. Но дядя Люда с Нюней стойко выдержали эту пытку. Что касается Тихой, то она сказала, что сначала на них посмотрит, а потом уже сама притворяться станет.
Ухваченная муравьиными жвалами, Нюня едва не ойкнула, но сдержалась и даже не приоткрыла глаз. Несколько секунд стремительного бега - и Нюня шлепнулась на что-то мягкое. Тут же она услышала ворчливый голос сверху:
- Да не толкай, не толкай, ирод, сама слезу, а то получишь у меня по дыхалу.
Почти тотчас же возле Нюни раздалось два шлепка, и загорелся красный свет.
- Вот она! Вот она, бабуленька! - закричала Нюня. - Бабонька, ты живая?!
- Мертвяки не храпять! - заметила Тихая.
У кучи мусора лежала Бабоныко и... сладко похрапывала.
На Нюнин голос она только пошевелилась, но когда дядя Люда направил прямо на нее красный свет фонарика, открыла глаза и воскликнула:
- Какой конфуз! Неужели я проспала весь фильм?
- Бабонька, ты не в кино! - говорила Нюня, тормоша и целуя бабушку. - Да очнись же ты, бабунечка, это я, Нюня.
- Я прекрасно вижу, что это ты и что кино уже не идет! Почему же тогда не включают свет?