В Питер вернутся не все

– А ты – не только ходок, но еще и трус. Погулял, а потом: «Ах, что было бы, – передразнила она Полуянова (и довольно похоже), – если бы моя мадам увидела в моей куртке чьи-то женские трусики!» Умел шкодить – умей и ответ держать.

Дима почувствовал, как на его лицо наползает краска стыда.

– Пшла вон! – презрительно бросил он.

– Извините, мой господин и повелитель, – шутовски поклонилась Марьяна, – но купе мое. Поэтому это вам: позвольте выйти вон.

– Что ж, – Дима поднялся и проговорил ледяным тоном, – спасибо за откровенность. Пойдемте, – предложил он Старообрядцеву.

Они вышли в коридор, задвинув за собой дверь.

– Покурим? – предложил оператор.

– Почему бы нет? Сейчас, я только за своими сигаретами схожу.

– Постойте, – придержал молодого человека за рукав седовласый киношник, приблизил свое лицо к нему (пахнуло гнилостным запахом – запахом старости). Прошептал: – Мне кажется, я знаю, кто настоящий убийца.

– И кто же?

– Ладно, идите за сигаретами, встречаемся в тамбуре.

Глава седьмая

Старообрядцев, прислонившись к окну в тамбуре, курил свою тоненькую дамскую сигарету и задумчиво выпускал дым ровными кольцами. Дима подошел, спросил:

– Ну, и...

– Что? – оторвался от своих раздумий оператор.

– Вы сказали, знаете, кто убил. Кто?

– Вы правильно действовали полчаса назад. И улики несомненные.

– Вы кого имеете в виду? Кряжина?

– Естественно. Когда орудие убийства находится в его вещах – разве это не доказательство? И перчатки – тоже.

– А откуда вы знаете про перчатки? – насторожился Полуянов. Еще бы не насторожиться, если ни он, ни Кряжин из сумки их не доставали.

Аркадий Петрович коротко хохотнул:

– Ловите на мелочах? У ментов научились? – Он помахал длинным белым старческим пальцем, от чего пласты дыма, просвеченные утренним солнцем, пришли в движение. – Не выйдет! Перчатки я, мой дорогой Дима, своими глазами видел в кряжинском саквояже. После того, как вы из купе уже ушли. Никола сумку-то не закрыл.

– Ну, орудие убийства еще надо идентифицировать...

Дима не испытывал теперь никаких симпатий к бугаю Николе, однако видел, куда клонит Старообрядцев, и потому возражал ему – хотя бы даже из духа противоречия.

– А разве не доказательство убийства то, что Кряжин схватился за нож? И напал на вас?

– Ну, меня же он не убил...

– Слава богу, что вы, Дима, умеете за себя постоять! А если б вы не были столь решительны и сильны? Тогда – что? Еще одно убийство? Да головореза надо судить хотя бы за это!

– Тут не в том дело, что он на меня напал, – возразил журналист.

Получалось, правда, что своим аргументом он льет воду на мельницу Аркадия Петровича.

«Хотя кому какое дело! Я ни на чьей стороне не выступаю, а пекусь о правде».

– Тут собака зарыта в том, – продолжил он, – что теперь на ноже остались отпечатки одного только Кряжина. И куча свидетелей может показать, что они на рукоятке появились после того, как артист схватил нож и кинулся на меня... аки лев рыкающий, – хохотнул репортер, снижая пафос своего выступления.

– Да отпечатки – мелочь! – горячо возразил Старообрядцев. – Не в них дело! Главное, что он вас, Дима, хотел убить. Почему? Зачем? Я думаю, потому, что вы много знаете. То есть в процессе своего следствия вы откопали нечто такое, что с головой выдает актеришку.

– Но я пока ничего подобного не нашел.

– Может, вам сейчас так кажется, потому что вы еще не успели осмыслить полученную информацию. Переварить ее. А когда обдумаете то, что узнали, все станет на свои места. Вы еще не понимаете, что выяснили, а он – уже понял... И нападение на вас – несомненное доказательство.

– Разве только косвенное, – опять возразил репортер. – На них обвинение не построишь.

– А если я вам скажу, что видел, как около двух ночи в купе режиссера входил Кряжин?

– Скажете? Или действительно видели?

– И скажу, и видел.

– Хм, серьезное заявление.

– Вот именно. А вы, в свою очередь, заявите – я имею в виду, когда вас в Москве будет допрашивать милиция, – что звездун бросался на вас с ножом. Ведь это же покушение на убийство!

– В уголовном кодексе нет статьи «покушение на убийство».

– Что вы говорите? Как нет?

– Есть «угроза убийством». Статья, м-м, кажется, сто девятнадцатая. Максимальное наказание – до двух лет лишения свободы.

– По-моему, вы что-то путаете. Но даже если и так... Как говаривал товарищ Сталин, был бы человек, а статья найдется. Все видели, как Ныкола на вас кидался с ножом. И все дадут против него показания. Надеюсь, и вы тоже.

– Допустим. И что?

– А если вы подтвердите мои слова, что ночью видели Николу, когда тот входил в купе Прокопенко, – конец ему.

– Но я не видел! Почему вы хотите посадить Кряжина?

– Да потому, что он и есть убийца. Дикий, необузданный характер, не знающий ни границ, ни берегов.

– Если бы у нас за необузданность сажали, – усмехнулся журналист, – сидело б пол-России.

Старый оператор поморщился.