В Питере жить: от Дворцовой до Садовой, от Гангутской до Шпалерной. Личные истории

Ты – животное лучше любых других,Я лишь дождь на твоем пути.Золотые драконы в лесах твоих,От которых мне не уйти.И отмеченный светом твоих зрачковНе смеет замкнуть свой круг,И пески Петербурга заносят насИ следы наших древних рук.Ты могла бы быть луком – но кто стрелок,Если каждый не лучше всех?

Здесь забыто искусство спускать курокИ ложиться лицом на снег.И порою твой взгляд нестерпим для глаз,А порою ты – как зола;И пески Петербурга заносят насВсехПо эту сторону стекла…Ты спросила: «Кто?»Я ответил: «Я»,Не сочтя еще это за честь.Ты спросила: «Куда?»

Я сказал: «С тобой,Если там хоть что-нибудь есть».Ты спросила: «А если?…» – и я промолчал,Уповая на чей-нибудь дом.Ты сказала: «Я лгу»; я сказал: «Пускай,Тем приятнее будет вдвоем».И когда был разорван занавес дня,Наши кони пустились в плясПо земле, по воде и среди огня,Окончательно бросив нас.

Потому что твой взгляд – как мои слова:Не надежнее, чем вода.Но спросили меня: «А жив ли ты?»Я сказал: «Если с ней – то да».

Никита Елисеев

Разорванный портрет

И нет Петербурга. Есть город осеннего ветра.Борис Лавренёв. «Ветер»

Город неизвестных гениев

Петербург – Петроград – Ленинград – Петербург… (собаке трижды кличку сменить – с ума сойдет, а мы – ничего, привыкли)… есть город неизвестных гениев. Ну, скажем, жил такой поэт и писатель Вадим Шефнер. Ну, хороший писатель, чё? Потом проходит время, начинаем перечитывать, скажем, «Сестру печали» и в потрясении сами себе говорим: «Где были наши глаза и уши? Он же… гений…» Помню, стоял на палубе большого, большого корабля, поручни были покрыты крупными каплями, рядом была любимая женщина, чуть поодаль парень простоватого вида, бритый, само собой, наголо, обжимал счастливую избранницу. Что-то меня торкнуло… Вот эти крупные капли на поручнях, вероятно. Я возьми да и процитируй:

Мы все в грехах – как цветы в росе,

Святых между нами нет.А если ты свят – ты мне не брат,Не друг мне и не сосед.Я был в беде – как рыба в воде,Я понял закон простой:Там грешник приходит на помощь, гдеОтворачивается святой…

Парень оторвался от «обжима биксы» и выдохнул: «Круто… Это кто написал?» Волшебная сила искусства, однако… Вернемся на прежнее: Петербург – город неизвестных гениев. Бродит по городу инвалид, Роальд Чарльзович Мандельштам, нищий, на костылях, безработный, пишет стихи. Пьет. Колется. Нигде не печатается. А потом все охают, ахают: гений! «И, листопад принимая в чаши своих площадей, город лежит, как Даная, в золотоносном дожде». Таких примеров вы сами накопаете. Их не счесть. Здесь вопрос: почему так получилось и получается? Первый ответ самый простой. Нас очень много. Петербург – многолюден и многонаселен. По сути, маленькая страна, в ней легко затеряться. В ней по простой статистической вероятности может быть столь же много талантливых людей, как и людей обычных. Второй ответ посложнее. Почему их (талантливых людей) не замечают? Потому что они стараются, чтобы их не заметили. Никто не обратил внимания на то, что эксцентричный гений математики, Перельман, живет как раз таки… в Купчино. И всё делает, чтобы его не заметили. Сторонится славы. Бежит ее. Хотя слава его нагоняет. Получается в точности по стихам моего любимого Бенедиктова, обращенным к Музе:

Я гоню ее с криком, топотом,Не стихом кричу – прозой рубленной,А она в ответ полушепотом:«Не узнал меня, мой возлюбленный!»