В плену отражения

На улице, по крайней мере, было посуше, но явно не надолго: набрякшие влагой черные тучи наконец прохудились. Дождь пока еще был слабый, но, похоже, зарядил надолго. Дьявол, ну что за непруха-то, а?

Боль и холод. Холод и боль.

Я вспомнила рассказ Питера. Когда у него случается приступ мигрени и он не успевает принять лекарство, помочь может только сон. Но уснуть удается далеко не сразу, и он приспособился слушать боль, как слушают музыку. У боли есть свой ритм, свой рисунок и оттенки.

Я прислушалась к боли Мартина. Боль бросала то в жар, то в холод. Холод обжигал. В этом действительно был рваный, синкопированный ритм. Боль была джазом. Нет, скорее, регтаймом. Она то стихала, то накатывала новой мощной волной. Она гудела мощным тяжелым басом и свиристела визгливой колоратурой. Боль затягивала и завораживала. Почему никто не додумался переложить боль на ноты?

Мне казалось, что Мартин лежит на сырой земле уже вечность. Быть может, уже рассвело — его глаза были закрыты, и я не могла видеть, что происходит вокруг. Но шаги услышала. Шли двое. Неужели Стоун и одноглазый вернулись?

— Билли, тут кто-то есть!

Я с облегчением узнала голос Джейкоба. Наконец-то до них дошло, что хозяин не возвращается слишком долго, и они отправились на поиски.

— Он жив?

Чуткие пальцы на шее, ладонь, поднесенная к губам.

— Дышит, — узнала я голос Билла. — Да он ранен. Посвети мне!

Запах смолы от горящего факела. Тепло от пламени. Свет сквозь сомкнутые веки.

— Крови-то сколько, — ужаснулся Джейкоб. — Поднимем осторожно.

— Подожди, — остановил его Билл. — Если у него повреждена спина, так нести нельзя. Сделаем носилки.

Судя по звукам, он выдернул из деревянной ограды пару жердей, осторожно снял с Мартина плащ и как-то примотал его к палкам.

Молодец мальчик, но хорошо, что со спиной у Мартина все в порядке. Иначе в таком гамаке ему бы несладко пришлось. Надо на плоское и твердое. Ничего, де Бренн тебя научит.

Больше всего я боялась, что импровизированные носилки не выдержат и Мартин грохнется на землю. Но обошлось — до дома Билла было рукой подать. К симфонии боли и холода прибавился еще один побочный ритм от тряски.

— Мы не сможем отнести его наверх, — сказал Билл, когда они внесли Мартина в дом. — Лестница слишком узкая. Придется положить в чулане. Ты пока будешь спать в моей комнате, а я останусь с ним. Принеси его чистую рубашку, а я пока раздену.

Как ни старался Билли быть осторожным, боль взвилась с новой силой. Холод сменился жаром, который, как и боль, накатывал волнами.

— Что там? — спросил, вернувшись, Джейкоб.

— Осторожно, ты накапаешь на него свечой. Рана неглубокая. Если не будет заражения, быстро затянется. Но у него жар. Как бы лихорадка не вернулась. Кто знает, сколько он пролежал на холодной земле.

Я знаю. Хотя нет, не знаю. Долго, в общем, пролежал.

— Принеси воды с кухни, надо промыть рану.

Пока Джейкоб ходил за водой, Билли тоже куда-то вышел, но скоро вернулся. Промыв рану, он смазал ее какой-то едко пахнущей мазью и туго забинтовал. Повернувшись к нападавшему через правое плечо, Мартин подставил противнику под удар левую сторону. Нож завяз в плотном стеганом вамсе и лишь чиркнул наискось по нижним ребрам и низу живота. Можно сказать, повезло. Пресс у Мартина был более-менее приличный, это тоже не дало ножу пройти глубже. Но рана оказалась очень болезненной, да и крови он потерял немало. Плюс холод сделал свое дело. В груди саднило, дыхание было тяжелым и хриплым.

— Плохо дело, — сказал Билл. — Надо было ему остаться в Лондоне.

— И зачем только он поехал? — вздохнул Джейкоб.

— Зачем… — хмыкнул Билл. — Что-то было такое в письме, которое он получил из Германии. Я их языка не знаю, но мастер говорил что-то о своем брате, которого ранили на войне с турками. Если брат умрет, мастер станет единственным наследником. И тогда, как я понял, его леди из Скайхилла станет ему неровня.

— И тогда он не сможет на ней жениться.

— Да. А я думал сначала, что он из простых. Ну, может, рыцарь. А оказалось…

— Нет, я знал, кто он, — голос Джейкоба отдалился, наверно, он вышел в коридор. — Барон в Бадене был его наставником. Когда они с братом поссорились с отцом и ушли из дома, барон поехал с мастером. Сколько раз он ему помогал за эти годы, из всяких бед вытаскивал.

— Мастер говорил, что стал художником — это правда?

— Не знаю. Но он учился у придворного художника, это точно. Так что там с этой леди, Билли?

— Не знаю, Джейк. Он сказал, что должен с ней увидеться перед тем, как примет какое-то решение. Но теперь… Ладно, иди спать. Если что, я тебя позову.

Ага, значит, барон Гейден был не только доверенным лицом Мартина, но и его учителем. И палочкой-выручалочкой. Так я и думала. А слуги в доме барона, разумеется, в курсе всего. Жаль, я не прислушивалась к разговору Билла и Джейкоба по дороге. Возможно, узнала бы немало интересного. Вечная ошибка высоко стоящих (как и тех, кто высоко взлетел по воле случая): не обращать внимания на слуг.