В плену у мертвецов

Строгого деления на «спецы» и «общак», вопреки желаниям администрации, всё равно не существует. Сама же администрация, следуя правилу изоляции подельников друг от друга, кидает одного на общак, другого на спец, чтоб подальше друг от друга. В общей хате, когда туда заходишь, прежде всего замечаешь, что как в аэропорту Шереметьево у двери толпится куча людей. Пробившись сквозь них, видишь длинный стол-дубок (или он составлен из нескольких) и вдоль него – лавки. По обе стороны, у стен, поставленные головами к стене стоят шконки. Внизу это разобщённые отдельные шконки. Как правило от камеры их отделяют висящие простыни. Поверх разобщенных шконок первого яруса идёт сплошной настил – второй ярус, так называемая «пальма». На ней сплошным слоем лежат матрацы. На матрацах спят всплошную мужики. Шконки первого этажа, в особенности те, что ближе к окну, (к «решке») занимают те, кто стоит в тюрьме на вершине внутритюремной иерархии, те, кто придерживается «воровского хода» – воры. И престижные персонажи «хаты» – например «дорожники» – те, кто содержит и работает на ней, – «дорогу» – сложную сеть верёвочных коммуникаций вне камеры вдоль окон, соединяющую «хату» с другими «хатами».

Вдали за дубком, может стоять у стены железный ящик или тумбочка, а на ней телевизор. По сторонам телевизора два (чаще одно) окна. С «решкой», «ресничками». Обычно окно без стекол, потому «дорожники» зимой работают в пальто и шапках, а у двери могут стоять люди в трусах. Шконка смотрящего обычно помещается слева, крайняя к окну. Шконки первого яруса, как уже было сказано, обыкновенно завешаны простынями.

У самой двери в камеру (в камерах «общака» дверь выходит в хату острым углом и называется «ледокол», через такую дверь «вертуху» – надзирателю удобнее наблюдать за жизнью хаты) обычно слева помещается санузел – «дальняк» и раковина с краном. Там же стоит корзинка для мусора, по-тюремному «Алёнка». Там же, между перегородкой, называемой «слоник» (отделяет дальняк на высоте по пояс от камеры) и первыми к ней шконарями есть пространство, называемое «окоп». В окопе живут не очень уважаемые граждане камеры: бомжи, опущенные, если таковые есть.

Справа от двери, у стены камеры сложены баулы и сумки, принадлежащие заключённым. Баулы громоздятся до самого потолка, а в остающемся пространстве положены матрацы. На них живут и спят «шныри» – вспомогательные рабочие хаты. Это место называется «дача».

Как видим, в тюремном обществе существует ярко выраженная сословно-кастовая иерархия. Это общество в обществе. В нём приверженцы воровского хода – воры в законе, авторитеты и смотрящие равноценны – брахманам (жрецы) и кшантриям (воинам), честные мужики-работяги – это вайшьи, а шныри – шудры, тогда как опущенные есть неприкасаемые парии тюремного общества. Это в идеале должно было быть так. Однако вместе с наркотиками в тюрьмы давно проникли и деньги и дух революционности. По воровским законам хатой должен бы руководить смотрящий. Но во множестве случаев хатой руководит самая сильная национальная группировка, а то и денежный мешок, от которого зависит благосостояние, питание хаты, подпитка её дачками. В некоторых хатах в Матроске, скажем, есть даже души, куда их поставили на радость себе и обществу богатые «коммерсы». Потому хаты часто управляются не голым воровским авторитетом вора, но деньгами и наркотой.

Однако всё тюремное общество, все члены его, независимо от места в иерархии, в любой хате одинаково несут на себе тяжести тюремной жизни. Передают друг другу те же бациллы, болеют теми же болезнями, сидят на тех же старых вонючих дальняках, напрягая внутренности. И воры, и суки, и менты. Бывший исполняющий обязанности Генерального Прокурора Ильюшенко заболел в тюрьме туберкулёзом и теперь лечится. И Дима Бахур, отсидев в Бутырке, теперь лечится от туберкулёза – кажется, вылечился. Член Национал – Большевистской Партии. Все зэки – мученики.