— Характера у тебя хватает, Энджели, и ума тоже, и ты показала, чего стоишь. Но мой ученик должен быть моей запасной рукой, когда мне нужно отступить. Ни на секунду я не должен сомневаться в нем, даже если ему придется давать ложные показания в самом высоком суде страны. Мой ученик должен подтвердить, что корова — это лошадь, если я его об этом попрошу. Он должен быть упорным и неутомимым, считать за честь следовать за мной по пятам и не ждать слишком быстро слишком многого. Жизнь — можешь быть в этом уверена — не раз нанесет ему жестокие удары, поскольку невозможно выучиться мастерству и стойкости, которые он приобретет благодаря мне, без некоторых страданий.
— Значит ли это, что вы обдумываете, взять меня или не брать?
— Что ж, если коротко сказать, Энджели, радуйся, что у меня нет желания брать тебя в ученики. Это значит, что жизнь дает тебе возможность идти своим собственным путем.
Энджели отвела взгляд и тяжело вздохнула. Конечно, он прав. Она всегда была бунтаркой и вовсе не собирается вдруг начать жить по чьим-то приказам. И все же она чувствовала, что ее тонко раскритиковали, и ей это не понравилось. Она сначала надулась, потом лукаво улыбнулась Дегтярнику. Чтобы развлечь, он подвинул ей через стол журнал об автомобилях, который они только что купили.
— Вот, — сказал он, — выбери то, что тебя порадует.
Энджели просветлела и начала листать журнал, старательно изображая равнодушие. Она остановилась на разделе роскошных спортивных машин. Машина должна быть красной, подумала Энджели, или черной? Перевернув страницу, она позабыла, что надо сохранять равнодушное лицо.
— Вот это да! — вздохнула она. — Забивайте на эту! Только эту! Я на ней появлюсь в клубе!
Дегтярник глянул на фотографию блестящей серебристой машины.
— Нет на свете человека, который лучше меня судил бы о лошадях, но я пока не разбираюсь в машинах. По мне они все одинаковые.
— Поверьте, это породистая лошадка. Она выиграет дерби. Три раза.
— Очень хорошо, Энджели. Найди торговца, который предложит мне разумную цену, и мы посмотрим.
— И нам, конечно, нужен шофер. Держу пари, Тони хорош за рулем…
Дегтярник заказал себе еще кофе — напиток, который он никогда не пил в своем веке. Что бы они ни делали в эти дни, все удавалось. Энджели напомнила Дегтярнику, что эта девушка официантка, а не девка, и он не должен орать о своем заказе на всю комнату. Сначала следует привлечь внимание официантки, затем дождаться, когда она подойдет к столику, и только тогда можно вежливо сделать заказ. Что же до кофе, который он так полюбил, то он произносит его название неправильно. Надо говорить «кап-у-чиин-о».
В ответ на критику Энджели Дегтярник изобразил, что он — само терпение. Он притворялся, что получает удовольствие от своего правильного поведения, а Энджели притворялась, что ей не доставляет радости указывать на его ошибки. И все же Дегтярник был удовлетворен уроками Энджели. Люди уже не так изумленно реагировали на его поступки. Постепенно он научился смешиваться с теперешней толпой. А Энджели все равно было интересно, почему же Вига Риазза, как он настойчиво называл себя, по-прежнему упорствует в том, что появился из 1763 года. Временами она и правда начинала в это верить. Но в душе понимала, что это совершенно невозможно. Пока не увидит своими глазами какое-то явное свидетельство, она не поверит этим россказням. Хорошо хоть Энджели убедилась, что Вига Риазза не сумасшедший. Хотя зачем все-таки он продолжает такую безумную игру? Это не укладывалось в голове. То ли он слишком щедр, то ли просто не понимает цены денег. Впрочем, какая разница, ведь в маленькой копилке Энджели с каждым днем что-то прибавлялось… а что еще ей было надо? Она снова начала листать журнал, а Дегтярник с удовольствием разглядывал свои поблескивающие передние зубы в обратной стороне кофейной ложечки.
Не глядя на него, Энджели сказала:
— Вон там стоит худющий, настороженный ребенок и не сводит с вас глаз. Выше, выше, около лестницы, прислонился к перилам.
Когда Дегтярник увидел сутулую мальчишескую фигуру и беспокойные темные глаза под копной волос, он встал, уронив ложку на пол, и вскрикнул от неожиданности. Взлетев через три ступеньки по лестнице, он схватил мальчика за плечи и стал недоверчиво рассматривать его лицо.
— Мои глаза меня не обманывают? Возможно ли… это Том?
Мальчик энергично кивнул, тело его напряглось, глаза расширились и потемнели. Дегтярник все держал его за плечи.
— Том? Какого дьявола ты оказался здесь? Мне сказали, что ты сбежал из того места в Темпест-Хаузе, где я тебя запер! Я думал, ты снова задолжал Джо Каррику.
— Не ему! Я не убегал — это была случайность. Меня сюда принесла волшебная машина…
— И тебя тоже!
— Я пробрался в склеп Темпест-Хауза, чтобы посмотреть на нее… но я, по правде, не знаю, как я оказался здесь…
— Кто это? — запыхавшись, спросила подоспевшая Энджели.
— Это, Энджели, парень, который тоже прибыл из 1763 года, мы с ним знакомы еще с моих добрых старых дней.
— Ох, — сказала Энджели, пытаясь сохранить невозмутимость. — Он просто «появился», да?