В подполье можно встретить только крыс

Его невероятную доверчивость я могу продемонстрировать на примере. Он считал, например, одним из своих ближайших друзей некоего Абрама Гинзбурга (прошу не путать с Александром Гинзбургом. Они не родственники и даже не знакомы. - П.Г.) только потому, что их лагерные пути где-то, на какое-то время скрещивались.

Люди, знавшие Абрама Гинзбурга по лагерям, утверждали, что он служил лагерному "куму" т.е. попросту был "стукачем" - доносил на своих товарищей по заключению, может даже и на самого Петра. Но Петр этому не верил. И не хотел считаться с реальностями жизни. А между тем Гинзбург - многолетний зэк в прошлом и к тому же еврей, получил должность, о которой даже "чистому" коммунисту можно лишь мечтать. Его назначили в Азербайджанское постпредство. Что он там делал, трудно сказать. Хотя... не менее трудно определить, что делает само постоянное представительство. У меня такое впечатление, что эти "представительства" "союзных республик" оживают только на время, когда надо встречать в Москве кого-нибудь из высоких сановников своей "республики". В общем, чем конкретно был занят Гинзбург в своем учреждении, сказать трудно, но по должности он был чем-то вроде заместителя постпреда. Сидел в отдельном кабинете и даже имел своего секретаря-машинистку, которая тоже, впрочем, никогда ничего не делала, как и ее начальник.

Письменный стол Гинзбурга всегда был девственно чист. Зато в сейфе постоянно имелся редкостный "Самиздат". Хорошо помню, что Орвела ("1984") и Хаксли я брал для прочтения именно у него. Он любил приглашать Петиных приятелей, особенно новых, к себе на службу, а время от времени и на квартиру. На квартире, как правило, угощал дорогими винами и деликатесными закусками. Говорил Гинзбург очень "смело", хвалился тем, что может достать любую книгу и соглашался нам помогать. Нет... не соглашался, а навязывал "помощь" в определенных случаях.

Мне он, например, сообщив, что едет в служебную командировку в Азербайджан, предложил свезти письмо мeсхам, которые как и крымские татары, борются за возвращение на родину в приграничные с Турцией районы Грузии, и в связи с этим бывали у Костерина и бывают у меня и у других правозащитников. Я сказал, что у меня нет связи с ними. Но он продолжал настаивать, повторяя: "Но ведь они же бывают у Вас. Вы что же мне не доверяете. Я вам гарантирую доставку". Я все же твердо отказался от его помощи, заявив, что хотя месхи иногда и приходит ко мне, но это чисто эпизодические посещения и никаких адресов у меня нет. Несмотря на мой решительный отказ, он все же поехал к месхам и привез мне приветы от них. Месхи тоже сообщили мне, что приезжал мой "друг". Я им посоветовал впредь подальше держаться от таких "моих друзей".

И этот человек пользовался у Петра абсолютным доверием.

Второй недостаток Якира, о котором КГБ знало также точно, как и о первом, это его надломленность. 14-летним мальчиком он был взят из очень благополучной и пользующейся почетом семьи героя гражданской войны, военного теоретика, командарма Ионы Якира и брошен в бездну лагерного мрака. Вместо любящей родительской ласки - мат и побои надзирателей, издевательства уголовников. 17 лагерных лет и ссылки навсегда поселили в его душе ужас перед лагерной бездной. Люди не понимают всей глубины этой трагедии. Они видят обычно лишь ее следствие - пьет. Я же видел саму суть и поражался, как смог он преодолеть этот ужас и стать одной из самых заметных фигур правозащиты. К нему люди тянулись, группировались вокруг него. Конечно, его недостатки способствовали тому, что в его окружении свивали себе гнездо стукачи и развивалось богемство. Но нельзя не видеть, что его энергия, ум, инициатива, любовь и уважение к людям, общительность, терпимость и имя сыграли огромную роль в развитии правозащиты, привлекли массу не только москвичей к борьбе с беззаконием и произволом. Имя его было известно по всему Союзу и везде оно звало к отстаиванию человеческого достоинства. То, что сделал Петр Якир, никакими "раскаяниями" из истории советской правозащиты не вычеркнешь.

Но падение Петра Якира, его гибель в "раскаянии" для меня загадка и сегодня. И главное, что мне хотелось бы знать - роль в этом деле зятя Петра Юлия Кима и особенно Виктора Красина. Последнему я интуитивно не доверял с первой встречи. Но интуиция не высший судия и потому я держал свое недоверие при себе. После того, как Виктор "покаялся" в том, что брал деньги у КГБ, у меня невольно возник вопрос, а не пытаются ли раскаянием скрыть грех более страшный. П. Якир был столь крупной фигурой правозащиты, что КГБ вряд ли ограничился бы приставлением к нему одного лишь такого эпизодического наблюдателя, как Абрам Гинзбург. Кто-то более близкий и постоянно с ним общающийся должен был наблюдать за ним.