В подполье можно встретить только крыс

Ситуация - закрытая дверь и ключ от нее на вахте - оказалась неприятной и еще в одном отношении. В отношении пользования туалетом, как выражаются в тех местах, "для оправки по малому". "Для оправки по большому" редко так бывает, чтоб ждать было невозможно. А вот "по малому" - это явление частое. За сутки и два, и три раза так случается, что пока найдут дежурного и он явится с ключом, уже передержка. И, если это происходит систематически, начинается общее нарушение мочеиспускания. Доходишь до того, что уже ни о чем другом думать не можешь, кроме того, чтобы не опоздать просигналить. А "не опоздать" постепенно становится невозможным, ибо доходишь до того, что даже только возвратившись из туалета, если нажмешь на кнопку, тут же появляется нестерпимое желание на "малую оправку". Выработался своеобразный условный рефлекс. Ну, а как ему не выработаться. Ведь эта ситуация держалась свыше полутора лет. Кажется, узел просто было разрубить - дать в камеру "судно" или хотя бы "утку". Но ситуация, видимо, кому-то понравилась. Я не думаю, чтобы и это было предусмотрено установкой особого замка на моей камере. Полагаю, что в той установке было заложено лишь рациональное, с точки зрения тюремщика, зерно: усиление охраны, исключение возможности общения с персоналом отделения и больницы. Но получился побочный эффект. И понравилось: "Ага, пусть генерал походит в мокрых штанах" еще одно мучение, еще одно унижение. И так многие месяцы. Жена предлагает свою "утку": "Нет, что Вы! Неужели Вы думаете, что больница так бедна? Сами купим и дадим. Не волнуйтесь". И не покупают, и не дают свыше полутора лет.

Еще одно мучительство, еще одна издевка - так называемые выписные комиссии. Два раза в год в этой комиссии как бы решается вопрос, кого выписать, кого оставить. На самом деле здесь ничего не решается. Да и попробуйте что-нибудь решить за то время, в течение которого заседает комиссия. На том отделении, где я "лечился", общая численность больных обычно 94-98 человек. Временами несколько меньше или несколько больше. Так вот, комиссия, начиная работу после завтрака (с 10.00 - 10.30) к обеду (т.е. в 13.30) заканчивала. Следовательно, в среднем на человека она затрачивала менее двух минут. И за это время председатель комиссии - профессор Института им. Сербского Ильинский - успевает оценить больного лучше, чем лечащий врач. Врач выписывает, а Ильинский решает: "Продлить лечение". Какая великолепная эрудиция и как же быстро. Прекрасная иллюстрация к уверению Снежневского, что советская психиатрия на таком уровне, при котором "ошибки в диагностике абсолютно исключены".

Что комиссия не решает, неясно разве что политическим младенцам. Ильинский, выезжая из Москвы, получает твердое указание насчет каждого из политических. При этом совершенно необязательно указание - "такого-то не выписывать". Достаточно получить указание, кого выписать. И уже .ясно остальные выписке не подлежат. В общем, Ильинский на том уровне, на котором ошибки исключены. А узники спецпсихбольниц верят, надеются. Уже за два месяца до комиссии начинается всеобщее возбуждение. Надзорная камера заполняется. Переводятся в положение поднадзорных еще 2-3 камеры. После комиссии не меньше месяца уходит на то, чтоб возбуждение улеглось. Значит, при двух комиссиях все больные не менее половины года находятся в стрессовом состоянии. Это ли не мучительство! Это ли не издевка над чувствами людей.

Стрессового состояния не избегают даже те из политических, кто твердо знает, что данная комиссия пустышка. Как ни короток срок, но для беседы с политическими находят время, за счет создания непрерывно движущейся линии уголовников. С теми даже поздороваться не успевают (а в диагнозе не ошибаются. Вот же специалисты!). А с политическими беседуют. С молодыми и не имеющими еще имени грубо-хамски, оскорбительно, а с такими, как я, "на высоком идейном уровне". Например, такой вопрос (мне):

- Зачем Вам эти татары понадобились? Вы что, татарин? Или у Вас родственники среди них?

- А зачем Вам чилийцы? - вопросом на вопрос бью я. Очень быстрый ответ, не успел я закончить, и уже прозвучало:

- Мне? Ни к чему! - ответил четко, уверенно, по сразу же осекся и забормотал:

- Ну, конечно, правительство... Мы как патриоты должны поддерживать правительство...

- А я привык сам за себя думать и решать. И даже правительству иногда подсказывать...

За это в мою историю болезни влетает запись: "Ставит себя выше правительства".

А вот вопрос во время другой комиссии:

- Ну, на что Вы рассчитывали? Чего хотели добиться? Ведь Вы и подобные Вам - одиночки. Ну, пересажали вас. Какая кому от этого польза?

- На этот вопрос Ленин уже ответил. Он сказал, что когда мы услышим, что вот Чернышевский погубил себя, испортил жизнь семье, попал в Сибирь и ничего не добился, если мы не будем знать, кто это сказал, - продолжает Ленин, - то мы предположим, что это либо тьма беспросветная, либо подлость безмерная. Ничего не пропадает, если даже сегодня нет зримых результатов.