В подполье можно встретить только крыс

Я рассказал в этой книге далеко не обо всех, кого называют непонятной кличкой "диссиденты". Гораздо больше осталось за ее пределами. Но все они в моем сердце и этими строками я хочу выразить всем им мое глубочайшее УВАЖЕНИЕ.

34. ВДАЛИ ОТ РОДИНЫ

Воздушный гигант "Боинг-747" - с полтысячью пассажиров на борту - легко оторвался от взлетной полосы франкфуртского аэропорта и, набирая высоту, взял курс на Нью-Йорк.

Всего несколько часов прошло с тех пор, как мы, т.е. я жена и наш сын инвалид детства - Олег, простились с друзьями в аэропорту Шереметьево. Саша Подрабинек с тоскою сказал Зинаиде Михайловне: "Нет, нет! Мы никогда уже не увидимся с вами". Грустные были лица и у остальных провожающих. Грустно было и нам - отъезжающим. Однако, никто, кроме Саши, не проявлял столь безнадежного пессимизма. Все остальные, если и не поверили в реальную возможность нашего возвращения, то стали надеяться на это. Появилась и постепенно окрепла такая надежда и у нас с женой.

Прошел месяц с тех пор, как мы подали документы в ОВИР на поездку в США для операции и в гости к сыну. Никаких надежд на визу у нас не было, но нам нужен был формальный отказ. Еще в марте нам стало известно, что КГБ проявляет "интерес" к моей операции. Я хотел разгласить полученные нами сведения и тем поставить преграду вмешательству моих "заботливых опекунов" в дела хирургические. Отказ в визе пролил бы дополнительный свет на мое сообщение. Но визы нам дали. И при том в сверхударных темпах: документы поданы 27 октября, а 4 ноября уже подписаны заграничные паспорта.

Это нас насторожило: "Неспроста такая скорость. Наверняка обратно не пустят". Отсюда реакция - отказаться от визы. Сообщили друзьям. Но из их среды прозвучало иное мнение: "Почему непременно подозревать подлость? А может на вас правительство хочет продемонстрировать изменение своей политики в отношении свободы передвижения. Не воспользовавшись полученным разрешением мы и не узнаем об этом". Все московские друзья советовали воспользоваться визой, но во время пребывания за границей не давать повода для лишения гражданства. Посоветовавшись в Москве, я выбрал время и съездил к друзьям в Харьков. На встречу со мной пришли 37 человек. Единодушно поддержали мнение москвичей.

Мнение друзей и, главное, мои опасения за благополучный исход операции, находящейся в сфере "заинтересованности" КГБ, склонили нас к поездке. Постепенно наши опасения относительно возможности лишения меня гражданства стали касаться преувеличенными. Поэтому сейчас, сидя в удобном кресле воздушного лайнера, я, полуприкрыв глаза, спокойно наслаждался комфортабельным полетом. И никаких тревог за будущее. Оно представлялось спокойным и радостным. Но вот и Нью-Йорк. Как приблизилась к нам Америка. Утром в Москве, а вот пять часов вечера в Нью-Йорке. Несложный таможенный досмотр и мы в объятиях друзей. Как же много их уже собралось здесь на благодатной земле Вашингтона. Короткая пресс-конференция, на которой я заявил, что выдачу нам визы рассматриваю, как гуманный акт советского правительства, и готов платить за _ это полной лояльностью: ни на какие вопросы политического и правозащитного характера отвечать не буду. Кого интересуют мои ответы на такие вопросы, пусть приезжает в Москву, когда мы туда вернемся. Там я отвечу на них.

Едем домой. Да, домой, в квартиру, которую сняли для нас друзья - крымские татары. Легкий ужин вместе с друзьями, и вот мы в своей семье. И с нами сын, с которым три года назад мы простились навек.

На следующий день - 1 декабря 1977 г. - отдыхали всей семьей. Но сын предупреждает: завтра к врачу. Врачебный осмотр показал - надо немедленно оперироваться. Хирург даже пожурил: "Давно надо было".

Дальше начались чудеса. В первоклассный госпиталь "Сант Барнабас" - в отдельную просторную палату, положили через день - 5-го декабря. Попробовал бы я в Советском Союзе получить место (хоть какое-нибудь, хоть коридорное) для такой операции за столь короткий срок.

Оперировали 8-го, то есть на обследования и подготовку к операции ушло всего два дня. Выписали из госпиталя 13-го, продержав после операции пять дней. В Советском Союзе на такую операцию уходит не менее двух месяцев. Вот где наши нехватки операционных мест в больницах. За то время, в течение которого наши врачи оперируют одного больного, в Америке проходят через одну койку - семь. Делается эта операция в СССР в два приема, с двумя последовательными разрезами. Когда я рассказал об этом своему американскому хирургу, он сказал: "И мы так делали... до войны". Теперь американцы делают это без единого разреза. Когда я спросил, почему же советские хирурги не переймут этот опыт, он ответил: "Дело не в хирургах. Советские хирурги находятся на том же уровне знаний и опыта, что и американские, но у них нет наших инструментов. Своя промышленность не выпускает, а покупать заграницей правительство не разрешает".