В погоне за мечтой

– Госпожа, что ж вы вчерашнее-то пьете! Сказали бы мне, я сейчас свеженького принесу…

– Э-э-э… Да, пожалуйста!

Я вздрогнула от неожиданности. Дарья! Не набрасывается с кулаками, не поносит последними словами, даже наоборот, смотрит как будто ласково… Ох, не к добру!

Вскинув руки, я принялась лихорадочно себя ощупывать – голова на месте… Самое главное – грудь, – тоже при мне. Значит, я – по-прежнему я, ни в кого за ночь не превратилась и не мутировала.

Парное молоко поспело как раз к завершению инвентаризации: одна голова с полным набором черт лица (кажется, моего), ноги – две штуки, руки – пара, два уха, осиная талия, бедра… уточнять размер не будем. Ничего не прибавилось, ничего не пропало. Приняв из рук женщины кринку молока, я осушила ее едва ли не в один глоток – и куда в меня столько влезает?

– Ух, хорошо… А тут зачем молоко стояло? Вдруг для дела, а я его… того?

– Да это ваш малыш вчера козу подоил и никого не подпускал – мол, госпожа просила.

На какое-то время мне показалось, что она говорит о грудничке – сколько же можно было валяться без памяти, что младенец успел вырасти и уже доит коз? Но потом я вспомнила, что путешествую с двумя «малышами», и облегченно выдохнула.

– Спасибо, молоко очень вкусное…

– Может, вы булочку хотите?

– Не откажусь, – стесняясь собственной прожорливости, призналась я.

Совестно было объедать женщину, которой я самым подлым образом подарила надежду, чтобы теперь безжалостно отнять… Но полтора литра молока, выпитые на голодный желудок, не успокоили, а только раззадорили зверский аппетит.

Деревянный стол рядом с большой беленой печью в мгновение ока был уставлен простой, но сытной деревенской едой. Выскоблив деревянной ложкой до блеска целую тарелку молочной каши, я впилась зубами в гигантский калач, сама пугаясь его размеров – ничего, хоть половину сгрызу… В результате же осилила еще целых пять штук, косясь на домашнюю колбасу – но немыслимым волевым усилием решила все-таки ограничиться уже съеденным. Тем более что новое платье и без того едва не трещало по швам…

– Кто этот мужчина, который нас вчера сюда привел? – Не решаясь задать самый важный вопрос, я начала издалека.

– Староста наш, – поморщилась женщина.

За уничтожением продуктов она следила с таким умилением, словно в жизни не видела ничего приятнее субтильной девицы с аппетитом кузнеца.

– А почему вы на него кричали?

– Ой, да это долгая история… Дочка его, Ладка, в моего Васятку влюбилась, да и он на нее запосматривал – девка видная, хоть и егоза. Только папаше такой зять без надобности – ему все прынца подавай! – Дарья снова скривилась, выражая нелицеприятное мнение о непомерных амбициях деревенского старосты. – Да ведь сердцу не прикажешь! Вот и стал он моего Васю на свой манер перекраивать: мол, не бывать свадьбе, пока тот не научится какому-нибудь делу, построит дом и сможет содержать семью. А Васенька не ремесленник, он музыкант!

– Вот бы его с Ианом познакомить! – Заслушавшись, я совсем забыла, что речь идет об умирающем в соседней комнате парне.

– Так вон уже – учит его бренчать на этом инструменте басурманском! Нет чтобы сперва поесть как следует, сил набраться…

– Может, и басурманский, зато какие звуки Иан из него извлекает… Как – УЧИТ?! Он что же… – в последний момент я заменила «жив» на более нейтральное, – …уже встает?!

– Нельзя?! – Женщина испуганно прижала ладони к груди.

– Отчего же… Если хочет и может – пусть встает… – Голова пошла кругом.

Что здесь вообще происходит? Может, у «Васеньки» есть давно разлученный с семьей брат-близнец? Хотя мать-то должна об этом знать… Да и не такого высокого полета эта птица, чтобы кто-то мечтал занять его место. Я должна увидеть все собственными глазами!

Иан играл – вдохновенно, одухотворенно, закрыв глаза и целиком отдавшись музыкальной стихии. Если прежде, заклиная животных разученными наизусть мелодиями, с поджатой к подбородку ногой (скрипку-арфу следовало придерживать коленом) он напоминал мне застывшего над болотной гладью журавля, то теперь, погруженный в импровизацию и выражающий только собственные чувства, виртуоз производил совершенно другое впечатление. Мне представилась последняя пушинка на облетевшей голове седого одуванчика: ветер снова и снова пытается сорвать маленький парашютик и унести вместе с семечком далеко-далеко, но он продолжает упрямо держаться…

Захотелось раскинуть руки и взмыть над деревней – впрочем, не мне одной. Разинув рты, вокруг – кто на пеньке, кто прямо на земле, – сидела добрая половина местного населения.

Финальная нота, прозвенев, еще некоторое время висела в воздухе, а затем осыпалась хрустальной пылью. Не удержавшись, я захлопала в ладоши. Будто очнувшись от гипноза, остальные слушатели подняли на меня затуманенные глаза… А затем разом подхватились и бросились прочь, только пятки засверкали. На месте остались только маэстро и какой-то незнакомый парень… смутно знакомый… не может быть!!!