В погоне за Солнцем

Лаборатория реактивного движения с гордостью существует без всякого имени – ее сотрудникам достаточно простого названия. “Мы единственное место такого рода, которое не названо в честь кого-то великого, – рассказал мне один сотрудник лаборатории, перечисляя космические центры Годдарда, Джонсона, Кеннеди, Джорджа Маршалла и Джона Стенниса, – и это, типа, круто”. Да и место само крутое: примостившись на краю национального лесного заповедника в 23 км от центра Лос-Анджелеса, оно занимает площадь в 177 акров и попадает в юрисдикцию сразу двух городов – Пасадены и Ла-Каньяда-Флинтриджа, – которые соперничают за право значиться в адресе ЛРД. В лаборатории работает около 5 тыс. сотрудников на полный рабочий день и еще несколько тысяч ежедневно по контракту. Место производит впечатление небольшого городка со своими традициями (например, ежегодная коронация мисс Управляемая Ракета, позднее ставшей королевой Открытого Космоса, пока конкурс не закрылся без объяснения причин в 1970-м) и с комически строгими процедурами безопасности (хотя справедливости ради надо отметить, что однажды страдающий от наркозависимости молодой сотрудник действительно продал спутниковую программу разведки Советам – этот эпизод нашел отражение в книге и фильме “Агенты Сокол и Снеговик”).

Я должен был интервьюировать двух ученых, работаюших над зондом Solar Probe Plus

; мои собеседники – доктор Нейл Мерфи, руководитель группы, астрофизик родом из Манчестера сорока с небольшим лет, прибыл в Пасадену в 1999-м, после работы над “Галилео”, и Марко Велли, которого сам Мерфи охарактеризовал как “умнейшего парня во всей ЛРД”, последние несколько лет исполняет обязанности руководящего научного сотрудника лаборатории, сохраняя за собой пожизненный профессорский пост в Университете Флоренции. Мы с Мерфи устраиваемся в небольшой переговорной комнате без окон, затерявшейся в глубине исследовательской зоны ЛРД. “Столетиями мы говорили о том, что история длится значительно больше, чем мы полагаем”, – говорит он мне.

Потом мы спросили себя: а где Солнце берет всю свою энергию? Ее огромные запасы, связанные магнитным полем. Похоже, это и есть самая интересная вещь на Солнце.

Так что следующий вопрос назревает сам собой: мы знаем источник солнечной энергии, но знаем ли мы, как он работает?

Что мы на самом деле ищем – это волны, запертые внутри Солнца. Мы разрабатываем Solar Probe уже почти тридцать лет, потому что единственный способ понять тепловые процессы Солнца – это по-настоящему приблизиться к нему. Нет простой формулы той динамо-машины, которая работает внутри Солнца[909]

.

В истории Solar Probe были подъемы и спады, но он всегда считался проектом за пределами возможностей НАСА. Нейл Мерфи уверен, что текущее состояние разработки даст результат – запуск увенчается успехом в наблюдении за процессом формирования плазмы. У астрономов принято измерять размеры планет и звезд в солнечных радиусах. Как объяснил Мерфи, десять солнечных радиусов – немногим больше чем 7 млн км – достаточно близкая дистанция, чтобы любой объект моментально вышел из строя. Но Solar Probe Plus

каким-то образом рассчитывает устоять.

Я начал терять почву под ногами, и мой собеседник замедлил темп. Плазма, пояснил он, – это “четвертое агрегатное состояние”, традиционно их насчитывается три – твердое тело, жидкость и газ. Образованная из ионизированных атомов плазма является самой распространенной формой материи во вселенной, из нее состоит Солнце, другие активные звезды и межзвездный газ. “По сути, солнечный цикл – процесс расширения всего этого вещества, пока оно не начинает выпирать через поверхность. Это похоже на скручивание резинки: если ее скручивать и скручивать, в конце концов она раскрутится – вот примерно так и появляется энергия солнечных пятен”.

К этому моменту Нейла уже ничто не могло остановить, его руки мелькали в попытках объяснить то, за чем охотится его зонд.