В погоне за Солнцем

Разумеется, все вышесказанное в первую очередь отталкивается от корректности диагноза. И здесь Солнце, похоже, тоже играет свою роль. В 2004 году я отправился поговорить с учеными солнечного исследовательского центра в Китт-Пик (Аризона) и провел целое утро в архиве местной газеты Tucson Citizen, которая, как я заметил, в 1986-м опубликовала сообщение

Associated Press о спутниковых наблюдениях, подтверждающих тот факт, что не только фреоны, но и само Солнце участвовало в разрушении озонового слоя. Эта заметка не отрицала значительной роли фреонов – они, безусловно, несли полную ответственность, – но указывала, что необычайно интенсивная солнечная активность в конце 1979-го и начале 1980-го вызвала каскад химических реакций, сокративших озоновый слой по всему миру, с особенным акцентом на областях над Антарктикой, где уровень озона восстановился после спада солнечной активности. Другими словами, изменчивость солнечной активности воздействовала на озоновый слой и продолжит это делать – полезная корректива, которую следует иметь в виду при обращении к следующему вопросу, вызвавшему столь мало интереса у Айзека Азимова в 1978 году; речь идет о глобальном потеплении.

Люди давно подозревали, что их деятельность оказывает влияние на климат (специалисты обычно определяют понятие “климат” как “тридцать лет погодных условий”). Но до какой степени? И как это соотносится с различными выделяемыми факторами естественного происхождения – флуктуациями в солнечных выбросах, извержениями вулканов, дымом, пылью и серой, облачностью (все еще остающейся ахиллесовой пятой климатологов[927]) и водяным паром; а в более длительной перспективе – подъемом и эрозией горных цепей (которые изменяют траектории воздушных потоков и океанских течений), изменением состава самого воздуха?

Первое человеческое воздействие на потепление, вероятно, следует датировать несколькими десятками тысяч лет, когда действия ранних земледельцев повлекли за собой сжигание кислорода, уничтожение растительности и нарушение целостности почвы. В 1827 году Жан Батист Фурье (1768–1830), математик, работавший под началом Наполеона во время Египетского похода, признал, что газы в атмосфере могут способствовать нагреванию Земли. Фурье указал на сходство между происходящим в атмосфере и в теплице – солнечный свет нагревает растения и почву быстрее, чем тепло может уйти, с планеты ли или из здания со стеклянными стенками. Если бы не парниковые газы, температура Земли составляла бы в среднем –40 °C. Но вплоть до конца XIX века оставалось неясным, до какой степени именно человечество ответственно за эти газы[928]. В 1896 году великий шведский химик Сванте Аррениус (1859–1927) описал, каким образом сжигание угля во время индустриальной революции могло изменить баланс углерода (который высвобождался из миллионнолетней растительности) и температуру планеты. Рост CO₂

в атмосфере не давал солнечной инфракрасной энергии отражаться обратно в пространство и запирал ее на планете, повышая среднюю температуру последней. Именно это Джон Тиндалл (человек, который объяснил видимую голубизну неба) назвал за несколько лет до того “парниковым эффектом”, подхватив идеи Фурье. “Мы превращаем в пар наши угольные шахты”, – писал Аррениус, ведь уголь на 70 % состоит из углерода. Но эти предупреждения почти не встретили поддержки, большинство ученых утверждали, что действия человека слишком незначительны и не могут оказать никакого влияния. В любом случае, добавляли они, большая часть углекислого газа выбрасывается в атмосферу при извержении вулканов и из других естественных источников, а вовсе не благодаря человеку.

В последующие тридцать лет этот вопрос не получал серьезного развития, однако в 1930-е ученые сообщили о том, что температура в северной Атлантике и Соединенных Штатах значительно повысилась за предыдущие полстолетия, хотя это считалось просто фазой некоторого естественного цикла. Единственный голос, прозвучавший в поддержку другой гипотезы, принадлежал инженеру угольной индустрии и любителю-климатологу Гаю Стюарту Каллендеру. В 1938 году инженер продемонстрировал Королевскому метеорологическому обществу в Лондоне столетнюю статистику замеров углекислого газа в атмосфере и предупредил, что парниковое нагревание следует воспринимать серьезно. Затем вновь наступило затишье. И только в 1950-е исследователи использовали научный потенциал для рассмотрения проблемы. В 1959 году геохимик Чарльз Килинг (1928–2005) показал, что уровень углекислого газа растет и падает сезонно, в соответствии с сезонными изменениями в растительности северного полушария (в южном гораздо меньше земли, поэтому изменения не так заметны); но также он продемонстрировал устойчивый рост уровня CO₂ в атмосфере от года к году – этот тренд получил имя графика Килинга[929].