Я опустился на скамью рядом, Нэльвё — напротив.
Хозяйка накрывала на стол. Нарезала сегодняшнего, но уже подветрившегося хлеба, расставила деревянные миски и ложки. Хлопая дверями, бегала голопятая ребятня: мальчишка и девчонка, погодки, с растрепанными русыми кудряшками. Следом за ними бегала девчушка лет тринадцати, грозно шикая и призывая мелочь к порядку перед высокой гостьей, но изловить никак не могла. И ребятня продолжала резвиться — оббегать вокруг стола, хватать за ноги гостей и строить старшей сестрице страшные рожицы.
— Эзра! — прикрикнула уже на нее хозяйка, не выдержав, после того, как чуть не выронила кувшин, столкнувшись с юркой девчонкой. Та пристыжено притулилась на самом краешке лавки и теперь вовсю, с подсмотренным у Камелии высокомерием, делая вид, что ей и дела нет до малявок. Мальчишка, недолго думая, подкрался и дернул ее за косу. Эзра обернулась, но ухватить поганца за шиворот не успела.
Постепенно к столу стали подтягиваться остальные обитатели дома. Два молодца, старушка — в отличие от сухонького супруга дама весьма… монументальная — две горланящие кошки и поджарый мужчина, судя по фигуре и выправке — бывший военный.
— Доброго пути и легких дорог, — поприветствовал он, усаживаясь во главе стола, напротив старосты. — Куда направляетесь?
— В Лэйдрин, к отцу, — сухо сказала Камелия. — Простите, что потревожили в столь поздний час. Мы угодили в засаду разбойников.
— Пресветлые боги! — ахнула хозяйка. Эзра испуганно вскрикнула, прикрыв рот руками. Малявки, услышав волшебное слово «разбойники», навострили ушки и затихли под скамьей.
— Ишь, обнаглели! — бросила матрона. — Уже на тракте лютуют!
— А… как же вы? — тихонько спросила девчушка.
— В порядке. Лошади вот только взбрыкнули и удрали. И одежда.
— А как вы без лошадок-то к нам? — удивилась хозяйка.
— Лесом, — мрачно ответил за всех Нэльвё — на редкость искренне.
— Устали, наверное, — жалостливо продолжила она. — Не одну и не две мили прошли тропами, наверное!
Я многозначительно промолчал и затронул гораздо более волнующую меня тему.
— Хозяин, подскажите: можно у вас в деревне лошадей купить?
— Можно, — нехотя кивнул он, — Только обычные они, рабочие, не для господ.
— Лишь бы везти могли, и довольно, — заверил я.
— Да вы кушайте, кушайте, господин! — сгладила воцарившуюся после моих слов паузу хозяйка, заметив, что я не ем, и принявшись меня активно потчевать. — Простите, глупую! Совсем вас заболтала!
«Вас» кроме меня давно уплетали поздний ужин за обе щеки. Я, по правде сказать, не очень-то любил щи и всеми силами оттягивал неприятную трапезу. За этот удивительно длинный день голод навещали меня столь часто, что я уже свыкся с ним и отгонял, почти не замечая. Он напоминал о себе лишь противной слабостью, ядом растекшись по телу, и я бы, пожалуй, малодушно отказался от ужина, если бы не предстоящий завтра поход. Падение с коня в первый же час дороги не входило в мои планы, поэтому пришлось-таки, скрепя сердце, взяться за ложку.
Есть, когда столько пар глаз неустанно следят за каждым твоим движением, было страшно неудобно. Хуже всего приходилось Камелии. Она неловко управлялась с непривычной деревянной ложкой и то и дело бросала грустный взгляд на сервированный с деревенской простотой стол. В нем так и читалось острая нехватка салфеток, которыми можно промокнуть губы и обтереть руки. Но леди держалась достойно. Нэльвё приходилось немногим лучше. Более ли менее привычно чувствовал себя только я, не раз и не два присоединявшийся к торговым караванам и просившийся на ночлег в деревнях.
— Эзра, — окликнула хозяйка, когда ложки заскребли по дну. — Проводи леди в светлицу.
Девчушка вскочила со скамьи, но Нэльвё жестом остановил ее.
— Не сейчас. Мы бы хотели переговорить… одни.
Старшие покинули комнату молча и степенно, ребятня — с галдежом, когда их за уши потянули за порог. Дочки-ровесницы Камелии любопытно сверкали темными глазенками и прожигали матрону, выталкивающую их за дверь, обиженными взглядами.
Когда дверь все-таки захлопнулась (не переставая, впрочем, многозначительно подрагивать, как будто там усиленно делили места для подслушивания), я, кашлянув, полюбопытствовал:
— Ты всерьез думаешь, что мы остались наедине?
Нэльвё молча вскинул руку — и заклинание сорвалось с его пальцев золотой взвесью; прокатилось по комнатке дуновением теплого ветра, нежно огладив кожу.
— Теперь — остались, — в его голосе звенел металл.
Я напрягся. Благодушие и сонливость как рукой сняло. В интонациях Нэльвё сквозила тщательно сдерживаемая злость. Я решительно не понимал, чем она вызвана… и что он собирается делать.
Долго удерживать интригу Нэльвё не стал, разразившись гневной тирадой:
— С какой такой радости ты — пожри тебя Тьма! — разбрасываешься чужими деньгами, да еще и в таком количестве?! Посчитай-ка, л-леди, сколько нам еще трат предстоит! Лошади, упряжь, телепорты, ночлеги, завтраки, ужины и обеды… этого, по-твоему, мало?! Захотела поиграть в благородную — так швыряй медяки в толпу, мне не жалко! Медяки, а не златы!