В поисках чудесного

"С разрешения министра народного образования в Тифлисе открывается институт гармоничного развития человека, основанный на системе Г.И. Гурджиева. Институт принимает детей и взрослых обоих полов. Занятия будут проводиться утром и вечером. Предметы изучения: гимнастика всех видов (ритмическая, медицинская и пр.), упражнения для развития воли, памяти, внимания, слуха, мышления, эмоций, инстинктов и т.п".

К этому добавлялось, что система Гурджиева "уже применяется в целом ряде больших городов, таких как Бомбей, Александрия, Кабул, Нью-Йорк, Чикаго, Осло, Стокгольм, Москва, Ессентуки, и во всех отделениях и пансионах истинных международных и трудовых содружеств".

В конце проспекта в списке "специалистов-преподавателей" Института гармоничного развития человека я нашёл своё имя, равно как и имена "инженера-механика" П. и ещё одного члена нашей компании, который в то время жил в Новороссийске и в Тифлис ехать не собирался.

В своём письме Гурджиев писал, что он готовит к постановке свой балет "Борьба магов"; ни словом не упоминая о прошлых трудностях, он приглашал меня приехать в Тифлис и работать с ним. Для него это было очень характерно. Но по некоторым причинам я не смог туда поехать. Во-первых, были трудности с деньгами; во-вторых, сохранились сложности, возникшие в Ессентуках. Моё решение покинуть Гурджиева обошлось мне очень дорого, и просто так отказаться от него было невозможно, тем более что я видел все мотивы Гурджиева. Вынужден признаться, что особого восторга от программы Института гармоничного развития человека я не испытал. Я, разумеется, понимал, что Гурджиеву приходится придавать своей работе какую-то внешнюю форму, учитывая окружающие обстоятельства, как он это сделал в Ессентуках: я понимал, что эта внешняя форма представляет собой карикатуру. Но я понял и то. что за этой внешней формой стоит точно то же, что и раньше, и это измениться не может. Я сомневался в своей способности приспособиться к этой внешней форме. Тем не менее, я был уверен, что вскоре опять встречусь с Гурджиевым.

П. приехал из Майкопа в Екатеринодар, и мы много говорили о системе и о Гурджиеве. П. пребывал в довольно скверном душевном состоянии: но мне показалось, что моя идея о необходимости различать между системой и самим Гурджиевым помогла ему лучше понять положение вещей.

* * *

Мои группы стали интересовать меня всё больше и больше. Я увидел, что есть возможность продолжать работу. Идеи системы встречали отклик и, очевидно, отвечали нуждам людей, желавших понять происходящее внутри и вокруг них. Тем временем заканчивался краткий эпилог русской истории, который так сильно напугал наших друзей и "союзников". Перед нами была совершенная темнота. Осенью и в начале зимы я находился в Ростове. Там я встретил двух-трёх человек из нашей петербургской компании, а также приехавшего из Киева З. Подобно П., З. был отрицательно настроен по отношению ко всей работе. Мы поселились в одной квартире: случилось так, что беседы со мной заставили З. многое пересмотреть и убедиться в том, что его первоначальные оценки были правильными. Он решил пробираться в Тифлис, к Гурджиеву; однако этому не суждено было сбыться. Мы уехали из Ростова почти одновременно; З. выехал через день-другой после меня. Но в Новороссийск он прибыл уже больным и в первых числах января 1920 года умер там от оспы.

Вскоре после этого мне пришлось уехать в Константинополь.

В то время Константинополь был полон русских. Я встретил знакомых из Петербурга и с их помощью стал читать лекции в конторе "Русского Маяка". Собралась довольно большая аудитория, главным образом, из молодых людей. Я продолжал развивать идеи, выдвинутые в Ростове и Екатеринодаре. в которых связывал общие положения психологии и философии с идеями эзотеризма.

Писем от Гурджиева я больше не получал; но был уверен, что он скоро приедет в Константинополь. И в самом деле, он приехал в июне с довольно большой компанией.

В прежней России, даже на её далёких окраинах, работа стала невозможной; мы постепенно приближались к тому периоду, который я предвидел ещё в Петербурге, т.е. к работе в Европе.

Я был очень рад увидеть Гурджиева; мне казалось, что ради интересов работы можно отбросить все прежние затруднения, что я сумею опять работать с ним, как это было в Петербурге. Я привёл Гурджиева на свои лекции и передал ему всех посещавших их людей, в частности, группу из тридцати человек, собиравшихся в помещении над конторой "Маяка".